– Его убили, – подтвердил король Рамиро. Альвар с трудом сглотнул.

Родриго невольно поднял руку и прикоснулся ко лбу. Он застыл так на секунду, потом опустил руку.

– И кто же его убил? – Голос Капитана сорвался.

– Гарсия де Рада. – Слова короля прозвучали ровно, без всякого выражения. – Ты всегда так думал, правда?

Тут Альвар снова увидел картину из прошлого, освещенную факелами. Та же деревня. Свист хлыста Родриго, удар по лицу Гарсии де Рады, раскроивший ему щеку. Лайн Нунес, пытающийся сдержать черную ярость Капитана. Холодные, гневные слова – обвинение в убийстве короля.

Он услышал, как Родриго медленно выдохнул. Альвар не мог ясно разглядеть его лицо, но он увидел, как Капитан скрестил на груди руки, словно крепко прижал к себе что-то.

– Гарсии было – сколько? – семнадцать, восемнадцать лет в тот год? – спросил Родриго. – Он действовал по приказу своего брата?

Рамиро заколебался.

– Я говорю правду, сэр Родриго, поверь мне. И отвечу: я не знаю. Даже сегодня ночью, когда Гонзалес мертв, я не знаю этого наверняка. Я всегда думал, что это не так. Я верю, что граф Гонзалес не виновен в смерти моего брата.

– Боюсь, я не разделяю вашей уверенности. Мог ли восемнадцатилетний юноша убить своего короля без чьих-то указаний?

– Не знаю, – повторил король Рамиро. Помолчал. – Следует ли мне напомнить, что Гонзалес де Рада умер сегодня ужасной смертью, потому что не отходил от Диего с того момента, как твои мальчики присоединились к войску?

Родриго не смягчился.

– Он дал мне клятву в прошлом году. Он высоко ценил честь своей семьи.

– Так мог ли он убить своего короля?

– Он ценил и много других вещей, государь. Власть и богатство в том числе. Он тоже тогда был моложе. Он мог это сделать. Я думал, что вы можете сказать мне точно.

– Я сказал тебе, во что я верю.

– Да. И это оставляет нам последний вопрос, не так ли? Вы знаете, что это за вопрос, государь.

Теперь и Альвар знал это. Последний вопрос. Что следует за последним вопросом? Он хотел бы оказаться где-нибудь в другом месте.

Король тихо сказал:

– Я не питал любви к Раймундо. Да и к Санчесу тоже. И они меня не любили. Это не было тайной, видит Джад. Наш отец выбрал своеобразный способ воспитания трех своих сыновей. Но я знал, что могу сделать больше для Вальедо и, возможно, когда-нибудь для всей Эспераньи, чем любой из моих братьев. Я это знал. Во время моего собственного пребывания в ссылке здесь, в Аль-Рассане, когда ко мне на юг приехали люди, чтобы поговорить, я, не стану отрицать, выразил свой гнев по поводу того, что Вальедо после смерти нашего отца достанется Раймундо. Конечно, так и произошло.