К несчастью, не существовало никаких очевидных способов договориться о такой сдаче, а сам ибн Хайран – теперь каид войска Картады – был занят тем, что как мог портил жизнь вальедцам, приближающимся к Лонзе. Если король Рамиро и начал вторжение в духе терпимости, то к этому моменту его настрой уже мог измениться под смертоносными, обескураживающими набегами блестящего командующего Картады и под влиянием наступления осени и дождей.

Слуга эмира Бадира снова развел огонь, а потом ловко наполнил бокалы собеседников. Они по-прежнему слышали шум дождя за окном. Воцарилось дружеское молчание.

Визирь чувствовал, как расплываются его мысли. Он поймал себя на том, что рассматривает украшения этой самой потаенной комнаты эмира. Словно впервые, он разглядывал камин, полка которого была украшена резьбой в виде виноградных гроздьев и листьев. Смотрел на само вино и на бокалы прекрасной работы, на белые свечи в золотых подсвечниках, гобелены из Элвиры, резные фигурки из слоновой кости на боковой полке и над камином. Вдыхал запах завезенных из Сорийи благовоний, тлеющих на медном блюде, разглядывал резные окна, выходящие в сад, зеркало в позолоченной раме на противоположной стене, затейливо вытканные ковры…

Мазур бен Аврен подумал, что все эти изящные вещи служат в каком-то смысле бастионами, защитой цивилизованного человека от дождя, темноты и невежества.

Стоящие у стен города джадиты этого не понимают.

И в еще большей степени этого не понимают воины пустыни – спасители, которых все призывают в своих молитвах.

Истина, слишком горькая даже для иронии. Эти вещи в комнате Бадира – эти свидетельства его умения стремиться к красоте и ценить ее в этом мире – для пришельцев и с юга, и с севера были символами упадка, продажности, разврата. Безбожия. Опасными земными безделушками, отвлекающими от предписанного смиренного, униженного поклонения сверкающему богу солнца или далекому, холодному божеству, таящемуся за сиянием звезд.

– Госпожа Забира, – сказал он, меняя позу, чтобы облегчить боль в бедре, – предложила себя в качестве подарка молодому королю Халоньи.

Бадир, который пристально смотрел в огонь, поднял глаза.

– Она верит, что сможет убить его, – пояснил бен Аврен.

Эмир Бадир покачал головой.

– Нет смысла. Смелое предложение, но этот молодой человек почти ничего не значит в своей армии. Сколько ему, шестнадцать? А его мать разорвет Забиру на куски прежде, чем она окажется рядом с мальчиком.

– Я тоже так думаю, государь. Я поблагодарил ее и отказался, от вашего имени. – Он улыбнулся. – Я сказал ей, что она вместо этого может предложить себя в подарок вам, но в преддверии зимы я в ней нуждаюсь больше.