– А, то понятненько. А то у нас только лошадям. Девки еще не додумалися, – она говорила и жевала, и порой совершенно вольно толкала родственницу в бок, отчего Мудрослава Виросская морщилась, хмурилась и выразительно таращила глаза.

Да без толку.

– Теттенике, – голос степнячки был тих и… словно хрустальные колокольчики зазвенели.

А Ричард на нее смотрит.

И… не только он. Этот вот, второй, Светозарный который, тоже смотрит. И взгляд у него туманный, видать, крепко проняло.

Вот ведь.

Не было печали.

Хотя… понимаю мужика. Он ведь рыцарь, вон, даже за стол в доспехе. А рыцарю что для полноты образа надо? Дама прекрасная, во имя которой подвиги совершать охота.

Степнячка же и прекрасная, и хрупкая. Такую самое милое дело защищать, беречь и вообще.

Я подавила тяжкий вздох.

– Брунгильда, – прогудела островитянка, тряхнув головой. И вплетенные в косы бубенчики зазвенели, но и звон их был надтреснутым, злым.

А взгляд и вовсе не обещал ничего хорошего.

Только подумала, и Ричард поднялся.

– Я, – вот он говорил спокойно и теперь, когда он справился с собственной робостью. И… и выглядит он хорошо. Слишком уж хорошо. Ему к лицу черный костюм, который кажется простым и даже скучным. Это Ксандр, сидящий рядом, переливается всеми цветами радуги. Но смотрят не на него. – Несказанно счастлив приветствовать в доме своем…

Речь я знаю.

Мы долго её писали. Готовили. Тренировали. И вот теперь каждое слово почему-то отзывалось в сердце болью. А на глаза слезы навернулись.

Я тихонько выбралась из-за стала.

Ксандр нахмурился.

– Музыка, – соврала я, одними губами сказала, но услышал. – А то ведь и вправду как-то…

Музыканты имелись, в количестве четырех штук, с рожами на диво характерными. Я бы таких и близко к дому не подпустила. Но костюмы из бледно-голубого атласа и кружевные воротники несколько сглаживали общее впечатление.