Элена. Не умеешь — берись!
Элена. Не умеешь — берись!
Когда я очнулась, когда смогла не только ощущать боль, но и мыслить, сразу вспомнила слова чернолеса.
«Не умеешь — берись», — грустно пробормотал он, выслушав мой план. Краткий совет дался деду Славу непросто, ему было больно и страшно, за меня больно и вместо меня страшно… Он давно живет, он, уж конечно, научился понимать заранее, как криво и сложно исполняются самые простые и надежные планы. А я пока не умею думать наперед. Это и недостаток, и сила молодых, — сказал дед.
Теперь у меня одним недостатком меньше… Я знаю, что ощущают люди, насквозь прошитые пулей. Могла бы представить такое раньше, не посмела бы самонадеянно подставиться. Алекс предупредил о засаде, пытался заставить мои ноги подкоситься в нужный момент. Но я упиралась… И, пока мы спорили, — бабах! — точное попадание. Помню, как моя перекошенная морда влепилась в кирпичную кладку, помню сочный хруст и вспышку боли, рыже-остро-терпкую. Осколки сознания рассыпались, стало солоно и темно. Совсем темно и кошмарно, невыносимо одиноко.
Я запретила Маю вмешиваться, уговорила Кузю не лезть… В спазме болевого шока мою душу рвало в лоскуты отчаяние этих двоих — Мая и Кузи. Я брала их ощущения без ошибки, запросто… на любом расстоянии. В обмороке и коме, да. Умерев, всё равно знала бы их боль и свой ответный стыд. Заставлять близких не вмешиваться и самой лезть в герои — подло.
Если не считать стыда, то в коме, куда меня ловко запихнул Алекс, было терпимо. Физическая боль воспринималась слабо. Сознание работало вяло. Я пассивно, без сопротивления, принимала то, что Алекс внедрял в мою дурную голову. А похитители заботились о теле. Пуш — город медиков, так что меня грамотно прооперировали. Все заранее надели перчатки, не было ни единого контакта кожи с кожей — они знали мои способности. Так им казалось.
В коме я была между сном и чем-то поглубже. Оттуда плохо различалась реальность, неуверенно учитывалось время. Память работала иначе: безразличие занавесило привычное, и на этом фоне ярко прокручивались картинки из раннего детства.
Вот очень яркая. Цветет весна. Мне улыбается средних лет человек, в нем, сильном и стройном, не узнать нынешнего деда Пётру. Но я именно так его и зову, пока мы играем: учимся собирать щекотку на кончики пальцев и смахивать её, гасить. Мы играем снова и снова, постепенно у меня начинает получаться…