Я согласилась — и насторожилась. Кожа, как известно, целиковый орган. Если мой дар связан с тактильным ощущением, то в общем-то, безразлично, кончики пальцев использовать для касания или локти, колени, спину. Я давно должна была понять! После первого поцелуя… Хотя вопрос на самом деле опаснее и глубже: связан ли мой дар с осязанием плотно и однозначно? Может, это привычка, самообман? Деда Пётра научил малышку Эли: ты чувствуешь «щекотку» пальцами, и она, то есть я, поверила, связала «щекотку» — и касание. Хотя не исключаю, что мне удобнее всего сосредоточиться, зажмурясь и трогая кончиками пальцев. Именно так люди исследуют неведомое, когда зрение бесполезно. Вывод: я определенно не задействую зрение для получения сведений о «генном дереве», оно пригождается позже, чтобы нарисовать мысленно это самое дерево. Еще вывод: я не могу исключить, полностью способность получать сведения через слух и, особенно, нюх. Кропову лаванду я чую носом, и пока вовсе не знаю, как это связано с моим основным даром.

В коме я многое успела обдумать. Страх не донимал, хотя причин для него копилось всё больше. Меня резали, шили, перетаскивали… я была вроде тряпки, мягкая и послушная. Как тряпка, много разного впитывала, в основном — грязь. Я впитывала… и отдавала тоже. Без сознания мне недоступен контроль над собственным даром. Злодеи в перчатках… Не знаю, насколько сильно навредила им. Двое кашляют и задыхаются. Третьего лихорадит. Только все они — люди Пуша по рождению или обучению. Я рефлекторно изуродовала их, а они, медики, даже не поняли. Приписали свежие недуги осени и страху.

В коме мы с Алексом оказались плотно слиты, он забирал мою боль, а я невесть почему маялась от неуместного ощущения переедания. Аж до тошноты!

Время шло. Раны затягивались. Оставаться в коме было и выгодно, и как-то… бесчестно. Пока я вне сознания, каждодневно уродую своих тюремщиков, причем, вроде бы, не могу за это нести ответственность, хотя я врач и давала клятву не вредить. Но, едва очнусь, уродовать начнут меня, никакие клятвы не помешают такому делу. Ничего себе выбор!

Алекс был терпелив, не лез с советами.

Но однажды стало очевидно: на катере появились новые пассажиры. Я захотела увидеть их, понять их способности и намерения, оценить… собрать данные, чтобы Алекс передал их тем, кто постарается спасти меня.

Глубокий вдох. Тело напряглось, перемогло острую боль попытки разрушить покой, пошевелиться. Пульс тридцать, медленно прирастает. В трюме — куда еще меня могли сунуть? — темно, сыро. Еще вдох… Фу-у, обоняние включилось: плесень, копоть, прогорклое масло, гниль… Не хочу дышать этим, но заставляю себя.