БОРИНСОН. Это ты им не дашь. Объяснишь, мол, так и так, последний сухарик в воде размачиваю. Телевизор перестал смотреть – там в рекламе жареные сосиски показывают. Одним словом, устроишь им от ворот поворот. А что делать, если совсем обеднел?!

СЕБАСТЬЯН. Да беднее меня и в самом деле некуда.

БОРИНСОН. Вот и хорошо, что у тебя все так счастливо сложилось. Кому же, как ни тебе, бедность изображать? И мне краснеть не придется.

ЭМИЛИЯ. Вот как ты встречаешь бедных мальчиков! Мы их столько лет искали, после крушения корабля. Третьего до сих пор найти не можем.

БОРИНСОН. Раньше надо было находиться. А теперь и мой корабль разбился. Сижу на мели.

ЭМИЛИЯ. А ты на это время куда-то уедешь?

БОРИНСОН. Никуда я не уеду. Я временно возложу на себе обязанности нашего уважаемого Себастьяна. Ведь не может миллионер оставаться без камердинера? Буду наблюдать за родственниками, как постороннее лицо.

СЕБАСТЬЯН (с обидой). Значит, я в этом доме был посторонний?

БОРИНСОН. Да не посторонний. Буду наблюдать со стороны. Сделаюсь твоим камердинером. Кстати, это очень даже справедливо: ты исполняешь мою роль, а я – твою.

ЭМИЛИЯ. Ты меня заинтриговал. И до какой степени будет доходить правдоподобность?

БОРИНСОН. До разумной, и не более.

СЕБАСТЬЯН (в сторону). Я разочарован.

ЭМИЛИЯ. Что за половинчатость решений?

СЕБАСТЬЯН. Так вы что, будете мне прислуживать?

БОРИНСОН. Ну почему сразу – прислуживать. Подставлю плечо, помогу перенести неожиданно свалившуюся на тебя бедность. Ты, вон, сколько помогал переносить неподъемное бремя роскоши.

(Слышится дверной звонок.)