– Мне плевать на магию. Вовсе не это сделало ее неправильной. Уничтожение духов – это было необходимо. Но заключать их в реликвии – совсем другое. Это жестоко. Я не знала этого раньше, но знаю теперь.

Восставший надолго притих.

– Ты бы умерла, – произнес он наконец. – Все вы.

Там, где должны были находиться мои эмоции, в груди находился твердый черный комок, тлеющий, словно уголь.

– Может быть, нам стоило.

Я ощутила, как он переваривает мой ответ.

– Проверь переплет книги, – предложил он.

Я заподозрила, что он просто хотел меня отвлечь, но все равно проверила. Проведя пальцами по переплету, поняла, что не удивлена, а лишь мрачно разочарована. Если кто-нибудь сумел бы связать духа одной лишь силой воли и милостью Госпожи, то я сделала бы это и с Пепельным. Я бы сожгла всю себя, а не только руки, чтобы избавиться от него. Я вспомнила улыбающееся лицо Евгении – «это на нее совсем не похоже», – вспомнила продавцов, торгующих моей кровью, волосами и одеждой, и задалась вопросом, кем она была на самом деле, считала ли она себя святой или просто девушкой, была ли она рада принести себя в жертву только лишь для того, чтобы люди отняли у нее единственное, что она могла контролировать. Я думала спросить Восставшего. Возможно, после того как все закончится, так и сделаю.

Но сейчас я нашла место, где шов был вспорот, образуя потайной карман между двумя листами пергамента, составляющими заднюю обложку молитвенника. Внутри, прижатая неровным краем надсеченного пергамента, лежала пропавшая страница.

Я вытащила листок и поднесла его к фонарю на столе. Восставший читал быстрее, чем я, но воспринимал лишь те надписи, на которые были устремлены мои глаза. Он рывком опустил мой взгляд вниз по странице, пока не дошел до записи: «Год Госпожи Нашей 1155, маленькая шкатулка из золота и слоновой кости, украшенная двенадцатью рубинами и восемью сапфирами, хранившаяся до этого в Шантлере, содержит прах святой Агнес».

– Эти дураки, – прошипел он. – Эти насквозь прогнившие тупицы! Им следовало развеять ее прах в Севре, в океане – они не должны были хранить его!

У меня появилось плохое предчувствие.

– Восставший, что ты почувствовал в туннелях?