Я не осмелилась заговорить с Восставшим. За мной наблюдали слишком много людей; они могли увидеть, как шевелятся мои губы. Все они не знали, насколько были близки к смерти, будучи запертыми в соборе с несвязанным духом Пятого Порядка. Я ощущала себя как открытое пламя, что удерживают рядом с сухим хворостом. Одно неверное движение могло все воспламенить.

Божественная с беспокойством коснулась щеки Леандра, пригладила его волосы. Он терпел прикосновения какой-то миг, затем взглянул на меня. Нет – на меня взглянул Саратиэль. Лицо Леандра осталось прежним, но из его глаз выглядывало что-то мертвое, древнее. Он шагнул ко мне, Божественная вцепилась в его руку.

– Мы не должны убивать ее, – прошептала она. – Ты обещал, что больше не будет убийств. Что ты сделал с моим ризничим? Когда я сдвинула крышку шкатулки для тебя…

Выражение лица Леандра было неумолимо, но безмятежно.

– Одна жизнь. Это было все, что мне требовалось. И он был нездоров, Габриель. Я чувствовал, как убывают его силы – он не пережил бы зиму. Старик сам принес бы себя в жертву, если бы знал правду.

– Что я – предназначенный тебе сосуд, – произнесла она, и ее лицо засветилось.

– Такова воля Госпожи, – спокойно согласился он.

– Очень хорошо. Но мы не причиним вреда Артемизии.

– Конечно, нет, – успокоил Саратиэль. – Нам нужна лишь реликвия святой Евгении, и тогда она больше не будет представлять для тебя опасности. – Он повернулся ко мне. – Отдай мне реликварий.

– У меня его нет.

Саратиэль посмотрел на меня с легким удивлением, словно не ожидал, что я окажусь способна говорить.

– Где он?

– Я не знаю.

Под встревоженным взглядом Божественной он начал обыскивать меня – Саратиэль начал обыскивать, напомнила я себе, когда изящные руки Леандра разгладили мою тунику, приподняли волосы, словно хвост животного, дабы проверить, что скрыто под ними. Это было лишь тело Леандра, сосуд, а его разум метался внутри, запертый точно пленник. Я задавалась вопросом, было ли его сознание погребено слишком глубоко, чтобы воспринимать происходящее, или же он наблюдал, ощущая каждое прикосновение.

Саратиэль закончил и отошел назад. Он не выглядел рассерженным или разочарованным тем, что не нашел реликварий. С кандалами вернулся дрожащий лектор, поклонился Божественной, а затем неуверенно взглянул на меня. Он явно ожидал увидеть не такую Артемизию Наймскую. Мне стало интересно, что он себе представлял – кого-то старше или красивее.

Цепь сняли, но это были, несомненно, те самые кандалы, что я носила в дормезе. Хотя наручники остались искореженными и опаленными после моего побега, они все еще работали. Я инстинктивно напряглась, приготовившись сопротивляться.