– Есть еще кое-что, – рискнул Восставший. – Кое-что, совсем не связанное с моей силой. Теперь, когда я увидел алтарь вблизи, думаю, что смогу воспроизвести ритуал, который едва не уничтожил Саратиэля. Но есть определенные ограничения, – продолжал он, когда я не отреагировала. – Чтобы ритуал такого уровня был успешен, нам понадобится место силы – место, подготовленное для Старой Магии, например алтарь.
Есть еще кое-что,
Кое-что, совсем не связанное с моей силой. Теперь, когда я увидел алтарь вблизи, думаю, что смогу воспроизвести ритуал, который едва не уничтожил Саратиэля. Но есть определенные ограничения,
Чтобы ритуал такого уровня был успешен, нам понадобится место силы – место, подготовленное для Старой Магии, например алтарь.
– Кузница для изготовления оружия, – промолвила я, вспомнив его предыдущую метафору.
– Да, точно, – сказал он. Голос его прозвучал удивленно – либо потому что я так быстро все поняла, либо потому что не высказалась категорически против этой идеи. – К сожалению, потребуется несколько дней, чтобы подготовить эту клетку. Старая Магия никогда не практиковалась здесь раньше – это необходимо для того, чтобы пространство выдержало энергию могущественного ритуала. Если бы мы попытались, я подозреваю, что результаты оказались бы довольно плачевными.
Да, точно,
К сожалению, потребуется несколько дней, чтобы подготовить эту клетку. Старая Магия никогда не практиковалась здесь раньше – это необходимо для того, чтобы пространство выдержало энергию могущественного ритуала. Если бы мы попытались, я подозреваю, что результаты оказались бы довольно плачевными.
Во рту пересохло, я подумала о выжженных следах на алтаре святой Агнес и со стыдом порадовалась, что этот разговор был теоретическим. Но мои мысли все равно крутились вокруг идеи использования Старой Магии. Как далеко я зайду, если у меня не останется другого выбора? Я больше не могла осуждать тех, кто обратился к ереси как к последнему средству – не теперь, когда знала, каково это: видеть, как столько жизней висят на волоске, не имея возможности помочь, как безнадежность и чувство вины смыкаются, словно стенки могилы. Если существовала сила, способная спасти их…
Это правда, что святые совершали ужасные преступления. Но не менее верно было и то, что Лораэль не пережил бы Скорбь без реликвий. Сколько невинных было избавлено от ужасной смерти за каждого заключенного духа? Сотни? Тысячи?
Мой взгляд упал на покрытые шрамами руки, горло сжалось. То, что я испытывала в детстве, слушая песнопения сестер, наполненные чистой, парящей, чудесной верой, – я вдруг поняла, с ощутимой дрожью потери, что это чувство ушло навсегда. Я никогда не смогу вернуть его обратно.