До меня снова донесся ее голос. То, что она сказала в лазарете. «Все думают, что я просто глупая, несмышленая девчонка без единой полезной мысли в голове».

Я проследила, как Талбот открыл дверь, явив с другой стороны рыцаря, охранявшего ее. И увидела, как тот медленно опрокидывается, теряя сознание и падая на землю, глухо громыхая доспехами.

Переступив через него, во двор вышла матушка Долорес.

Наш отряд остановился. Саратиэль рядом со мной замер, чтобы рассмотреть ее: простые серые одежды, обтягивающие ее огромный бюст, глазки-буравчики над обветренными румяными щеками.

– Что это? – Его черты исказились отвращением. – Монашка?

– О, сейчас ты это узнаешь, – радостно промолвил Восставший.

Рыцари выпрямились, взявшись за рукояти своих мечей. Солдаты повернулись к ним, прежде, чем они успели выхватить оружие, и обнажили свои собственные мечи, сверкнув стальными дугами, отливающими синевой в тени. Двор наполнил звон клинков.

Матушка Долорес шествовала прямо сквозь битву, ее одеяния развевались позади подобно корабельным парусам, раздуваемым ветром. Мечи мелькали совсем рядом, едва не задевая ее; она не обращала на них внимания. Было невозможно расслышать сквозь шум, что она говорит, но голос ее, эхом отражаясь от стен двора, звучал величественно.

– Госпожа Смерти, взываю к милости Твоей, ибо врагов моих много.

От удара рыцаря пал один солдат. Я дернулась вперед, но на моей руке сомкнулась безжалостная хватка. Саратиэль прижал меня к груди Леандра, обхватив горло пальцами и готовый свернуть мне шею так же легко, как он сделал это с Божественной.

Матушка Долорес не дрогнула.

– Да падет на них взор Твой, да поразит их невидимая длань Твоя. – Ее голос превратился в раскаты грома, звон большого колокола. – Пусть они трепещут пред тенью Твоей. Да наполни разум их отчаянием.

Когда ее молитва обрушилась на меня, чувства обострились до кристальной ясности: тепло груди Леандра, прижимающейся к моей спине, его неровное дыхание, шевелящее мои волосы. Слабые запахи мыла и ладана, въевшиеся в его кожу. Дрожь его руки.

Саратиэль мог оказаться могущественнее, чем можно было себе представить, но он уже много веков не вселялся в человеческое тело. Я рассчитывала, что существовали некие детали, о которых он позабыл. Послав мысленное извинение Леандру, я собралась с силами и ударила локтем в то место, где была рана в его боку. С изумленным вздохом Саратиэль выпустил меня.

Эта заминка и требовалась матушке Долорес. Она осенила себя знамением, и на мгновение, казалось, обратилась в матушку Кэтрин, хоть они и совершенно не были похожи друг на друга. И все же я увидела престарелую настоятельницу в проеме открытой двери сарая и моих родителей, несмело жавшихся позади нее.