Кисть порхала. Коста рисовал, создавая лицо. Новый образ юной незнакомой мисс с лукавыми глазами, едким язычком и отвратительным характером. Смешливой и робкой, ранимой и несгибаемой. Волосы — как рыжее пламя, кожа — белоснежнее снега, губы — вишня и кармин.

Он рисовал самозабвенно, чуть прикрыв ресницы, совсем забыв о том, что холст был живым.

— А-а-а. пчхи-и-и… — прости шмыгнул носом Лис и потянулся утереть.

— Не трогай! Лицо — не трогай, — рявкнул Коста. — Не высохло.

— А-а-апч-ч-чхи… свербит от краски…

— Потерпишь, — отрезал Коста.

— Ну, все? Все? Так долго не рисую даже я, а я — мастер!

— Помолчи.

Чего-то не хватало.

Коста смотрел, чуть отступив на шаг.

Чего-то не хватало. Линии — идеально. Цветовая палитра соблюдена. Пропорции… Но чего-то не хватало…

— Ну… ну?!

— Заткнись. Почти всё.

Лис чихнул — лицо скривилось — тени упали иначе и Коста — понял.

Совершенство. Совершенство — мертво, жизнь всегда изменчива и… несовершенна.

— Всё, можешь смотреть… — отложил Коста кисть, которой поставил три маленьких родинки в уголок глаза, родинки, которые испортили безупречную белизну фарфорового лица. — Подожди… — скомандовал он. — Распусти волосы… я рисовал картину с распущенными волосами.

Лис фыркнул, но послушался — распотрошил пальцами косу и почти вприпрыжку побежал к луже. Добежал, заглянул и — замер.