— Во-о-от! — Крутнулся на месте волчком Лис, — А ты не верил, что я великолепен! Да меня в любой труппе примут с распростертыми объятиями… мы столько тренировались в приюте… уперли у Управительницы её банки, — рыжий хихикнул. — Она почти зиму искала. Мужские образы мне удаются особенно хорошо…

— А чего в город так не ходишь?

— Краска слабая, — Лис пожал плечами. — Жара или дождь и всё смоет. Хорошие у нас не купишь… и не сопрешь… Посмотрел? Я пошел… хочу до вечера девушку ещё сделать…

“Девушка” рыжему не давалась. И… Коста вздрогнул, когда это чудовище обернулось на него в первый раз… даже женщиной с таким слоем краски на лице, он бы “это” назвал с натяжкой.

— Так плохо? — скривился Лис.

Коста поджал губы и молча ткнул пальцем в сторону лужи на пляже, которую пройдоха использовал в качестве зеркала.

— Я смотрелся… и вовсе не так плохо, как ты скривился… Да что ты вообще, понимаешь в женщинах? Ты хоть одну щупал? Я — щупал!!!

Коста молча сплюнул и отвернулся — пергаменты высохли, и он начал аккуратно убирать драгоценности обратно в тубус.

Рыжий пробовал ещё раз. И ещё. Который раз был хуже, Коста сказать не смог бы. Такими “дамами” можно смело пугать детей на ночь. И, когда Лис размалевал лицо полностью белым в очередной раз — закрасив и брови, и веснушки, и губы, превратив его в чистый холст, Коста не вытерпел.

— Отдай, — рванул он баночки на себя — белила почти кончились, остались румяна, что-то коричневое, розовое, и… синее. Какое место у женщины на лице может быть синим, храни Великий?!

— Не трожь!!! — заверещал Рыжий. — Это последняя… ты не умеешь, ты испортишь…

— Отдай я сказал, — Коста вырвал баночки и щелкнув застежками достал из тубуса кисти— Лис сразу заткнулся. — Хуже, чем делаешь ты, я не нарисую точно… я больше не могу смотреть на такие издевательства над искусством…

— Можно подумать…

— Сиди ровно. Замри. Не шевелись. Не моргай. Нет не так, развернись к свету. Нет, не так — тень падает не туда… вот так… замри и ни единого движения…

Лис послушно застыл, и даже дышать старался тихо-тихо, чтобы не шевелиться.

Коста вздохнул. Проверил кончик кисти — погладив, разложил баночки вкруг и, скрепя сердце, вытащил один чистый пергамент смешивать то, что по его глубокому недоразумению в Лавке женских притираний называли словом — “краска”.

Кисть порхала. Едва заметно касалась кожи — то тут, то там. Легкие штрихи темным по линии ресниц. Сделать дуги бровей изящнее и стремительнее — вразлет. Положить тени на крылья носа — утонченность. Прочертить кистью скулы, линию у висков… едва заметно коснуться, наметив тень в ямочке на подбородке…