Светлый фон

Он уже проверил пирс два дня назад — проникнуть на пришвартованную джонку и уплыть нет никакой возможности. Кругом — вода, а он — не умеет плавать. И летать он тоже пока не научился. Единственный ученик из девятнадцати, который регулярно покидает остров — раз в несколько декад — это Пятый ученик.

Он уже проверил пирс два дня назад — проникнуть на пришвартованную джонку и уплыть нет никакой возможности. Кругом — вода, а он — не умеет плавать. И летать он тоже пока не научился. Единственный ученик из девятнадцати, который регулярно покидает остров — раз в несколько декад — это Пятый ученик.

Коста попытался подружиться с Пятым, но это не принесло никакой пользы. Пятый не помнил ничего, что было за пределами острова и с какой целью его забирают. Или говорил, что не помнит.

Коста попытался подружиться с Пятым, но это не принесло никакой пользы. Пятый не помнил ничего, что было за пределами острова и с какой целью его забирают. Или говорил, что не помнит.

Ведь если забирают Пятого, может подойдет и он?

Ведь если забирают Пятого, может подойдет и он?

Что будет дальше, если получит джонку, Коста пока не придумал. Как пройти островной щит, как прокладывать курс и как управлять судном.

Что будет дальше, если получит джонку, Коста пока не придумал. Как пройти островной щит, как прокладывать курс и как управлять судном.

Сейчас главное было понять — он заключенный или ученик. Если вдруг с учёбой не выйдет, у него должен быть черный выход, способ покинуть остров.

Сейчас главное было понять — он заключенный или ученик. Если вдруг с учёбой не выйдет, у него должен быть черный выход, способ покинуть остров.

Коста не собирался убегать, не получив всё, что возможно. Но пути отхода просчитывают заранее, если что-то пойдет не так, а не когда пришло время.

Коста не собирался убегать, не получив всё, что возможно. Но пути отхода просчитывают заранее, если что-то пойдет не так, а не когда пришло время.

И пока путей отхода он не видел. Как будто с Октагона не было выхода, как будто он получил билет на обоз в один конец, и это очень ему не нравилось.

И пока путей отхода он не видел. Как будто с Октагона не было выхода, как будто он получил билет на обоз в один конец, и это очень ему не нравилось.

Не нравилось той части внутри него, которая иногда будила его по ночам — протяжным рыком в груди, когда ему снова казалось, что пахнет снегом, Лирнейскими, и он — на верхних плато… Как будто его заперли в клетке, куда он добровольно зашел сам.

Не нравилось той части внутри него, которая иногда будила его по ночам — протяжным рыком в груди, когда ему снова казалось, что пахнет снегом, Лирнейскими, и он — на верхних плато… Как будто его заперли в клетке, куда он добровольно зашел сам.