– Речь об Артуре, – наконец произнесла она, потому что Мари больше ничего не говорила и никто не пришел прервать ее. – Дело в том, что… что я в него влюбилась и он, думаю, в меня тоже. Никто не… то есть это не… боже мой. Просто так получилось. А теперь, наверное, вышло так, что я… – Она прервалась, потому что во рту все пересохло и она не могла издать ни звука. Но это нужно было сказать. Она с трудом сглотнула. – Дело в том, что я хотела бы с ним переспать. Но я не хочу делать это тайно. То есть без твоего согласия. В конце концов, это должно произойти под крышей твоего дома, и я ни в коем случае не хочу злоупотреблять твоим доверием…
В этот момент ее блуждающий взгляд упал на лицо подруги, которая смотрела на нее широко раскрытыми глазами, и она замолчала.
– Вот и всё, – слабо добавила она.
Мари медленно покачала головой, а потом удивленно спросила:
– А чем вы
– Что? – вырвалось у Хелены. – Конечно, не
– Так чем же?
– Говорили! Мы говорили обо всем на свете – о книгах, которые он читает, о его странных исторических теориях… – Хелена откашлялась. – Ну ладно, еще мы целовались. Две недели назад в первый раз.
Почему Мари на нее так смотрит? Что в этом смешного?
– Ты действительно думала, что мы с ним?..
Мари протянула руку и положила на ее ладонь свою, теплую, мозолистую, знакомую.
– Честно? Мы с Отто тоже не ждали до свадьбы.
– Что? Я думала, если вы католики, то…
– Тогда ты исповедуешься в своих грехах, и все снова становится хорошо. Я довольно часто исповедовалась, пока мне наконец не исполнилось восемнадцать.
Хелена удивленно взглянула на подругу, вспоминая школьные годы. Она и не подозревала об этом. Тогда половые вопросы казались ей скорее чем-то теоретическим, о чем она читала в справочниках своего отца, но не тем, чем действительно мог заниматься кто-то ей знакомый.
– Ладно, – наконец произнесла она. – Но я не католичка. Я не могу исповедаться. Только тебе.
– Ты его любишь? – спросила Мари.
– Да, – ответила Хелена.