– Ну… я его люблю, хирра Ччайкар. И он мой муж. Я с ним.

Старик мысленно плюнул. Ну что за дурочка! Бен Райт, оттолкнув его плечом, прошел в комнату, взял проснувшегося младенца. Ччайкар скрестил руки на груди, хмуро наблюдая, как Эйзза, суетясь, собирает свое барахло и щебечет этому обормоту какие-то ласковые слова.

Бен присел перед Аддарекхом.

– Ну, а ты что скажешь? Хочешь остаться с этим старым ворчуном? Тебе ведь нравятся шитанн.

Ччайкар заинтересованно шевельнул ухом. Землянин разговаривал с котом не так, как обычно общаются с неразумными существами. Он говорил с ним, как с товарищем.

– А может, вернешься в отряд? Ты же боец, Аддарекх. Наши сейчас пойдут бить шнурогрызок на чфеварский драккар. Ты бы очень пригодился, у тебя хорошо получается.

Землянин ждал. Впрямь предоставил коту выбор? И Ччайкар перестал сомневаться. Если этот тип так уважает желания зверя, то и девочку, наверное, не обидит.

Аддарекх принял решение. Промелькнул туда-обратно и подтащил зубами к ногам землянина пакет с наполнителем для лотка. Мол, переезжаю. Подошел к Ччайкару, погладил тапок мягкой лапой. Эйзза поцеловала старика в щеку, глядя чуть виновато. А потом они оба исчезли за дверью следом за Беном Райтом.

Ка Дин Хет на ощупь нашарил пластиковую консервную банку – без света даже не понять, что в ней, – содрал крышку, запустил внутрь пальцы. Кажется, йенхи. Он принялся есть, поспешно облизывая подушечки пальцев. Ложек не осталось. Сожрав медь и алюминий, шнурогрызки принялись за все металлическое. И, уж конечно, мало что на кораблях делают из золота и платины, нерастворимых в кислоте. Ложки – точно нет.

Драккар превратился в склеп. Темный, холодный, затхлый склеп. Капитан пытался организовать охоту на шнурогрызок, но половину экипажа при виде тварей охватывала слабость в ногах и сфинктерах – какая уж тут охота? Тем более что шнурогрызки быстро расползались по щелям, откуда их никакими силами не выцарапать. Потом пропал свет, и твари обнаглели. Невозможно стало выйти в коридор, чтобы не наступить на чей-нибудь панцирь или в кислотную лужу. Иные вовсе перестали выходить из кают, даже в туалет, запершись наглухо и плача внутри. Но и те, что сильнее духом, уже готовы были отчаяться. Смолкли насосы вентиляции, воздух в жилых помещениях стал спертым. А когда шнурогрызки размножились, то начали драться за еду. Агрессивно щелкали, кидались на все вокруг. Бросались на людей, хватали за пальцы ног… И конца кошмару не было видно.

Но вот во тьме и тишине, где слышались лишь истерические рыдания сумасшедших да шорох и стрекот гадин, появились новые звуки. Шипение, лязг, топот решительных шагов по коридору, жужжание и вой. И свет, резкий свет из распахнутой двери, ослепивший на миг. Свет бил из фонаря, закрепленного на лбу высокого человека, свет убивал мрак, делая его почти не страшным. Человек в пластиковом доспехе быстро обшарил фонарем углы, сунул под кровать длинную трубу взревевшего пылесоса, и что-то в ней затрещало, засасываясь.