– Может, семнадцатилетнему мальчишке нужно было ограбить банк и сесть в тюрьму, оставив вас двоих и дальше гнить в нищете? – Макс свалил брата с ног, сковал его со спины, удерживая локтем и своей ногой его бедра, всем весом не давая ему вырваться.
– У нас, кроме нее, никого не было, – хрипел брат сквозь захват.
– Она была только у тебя! – не помня себя от ярости, кричал он. – А я просто смотрел со стороны, как это, когда тебя любят!
– Целители из Чертога лечили столько же людей, сколько лечат магов в лечебке Цитадели…
– Это нарушение закона!
Дэн освободился и перевернулся через него, двумя ногами схватил правую руку Макса, своей левой блокировал его левую и взялся за удушение.
– В мире, где жили мы, таких законов не было.
Мир становился меньше, словно проскальзывал в слив раковины. Макс тонул вместе с ним, затянутый огромным водоворотом. Злость окрасила лицо брата кровавой краской, заставила вены проступить на лбу, превратила его в воинственного демона в угрожающей маске.
Макс хлопнул ладонью по мату. Смертельные тиски ослабли, и мир хлынул назад, наполняя легкие воздухом, голову кровью и грудь болью. Дэн поднялся на ноги и протянул ему руку. Несколько мгновений они стояли друг напротив друга. Прогорклое чувство вины, внезапно притупившаяся боль и вместе с ними едва уловимая, необъяснимая – вопреки всей логике – свобода.
– Тенёвы! – окликнул их появившийся в толпе у ринга Мортен. – Есть разговор. Переодевайтесь. Я жду вас у себя в кабинете.
Они молчали, пока шли к раздевалке через толпу хранителей, ободряюще хлопавшую их по спинам, молчали, пока переодевались, и потом до самого кабинета Мортена ни сказали друг другу ни слова, но это молчание больше не было отталкивающим. Образовавшаяся тишина камень за камнем раскладывала ограждающую стену озлобленности между ними в длинный, извилистый путь и звала обоих ступить на него.
У Мортена в кабинете Макс заметил, что стойкая улыбка исчезла с лица норвежца, вернув непривычную природную суровость его чертам. Вместе с ним в комнате, отделанной белым и серым мрамором, их встретил еще один старший хранитель – надзиратель тюремного блока. Второй всегда внешне казался подходящим для своей должности: чрезмерно худой, сутулый, с осунувшимся лицом.
Сейчас же в светлом и мягком освещении Цитадели он в действительности выглядел как властитель подземного царства, неохотно поднявшийся из своей преисподней. Недовольство одолевало его так, как способно одолевать только тех хозяев, в чьи неприступные владения вторглись самозванцы и учинили там ранее невиданные беспорядки.