– А, ну да. За шлемом.

– Надо же, сам сообразил, – сказал Симеон. – Рад за тебя.

– Может, ты без меня обойдешься, командир?

– У тебя что, какие-то важные дела наметились?

– Нет… просто… Я с похмелья, а еще мне ссать больно, и вообще… я ее боюсь. Глядит на тебя своими глазищами, холодными, как ледышки… и вид такой надменный… А еще рука эта ее, вся в черных жилах. Как-то это неестественно, командир.

– Ну ты и ссыкло трусливое! Нет уж, ты единственный, кто может разобраться в чертежах алхимика. Вот и проверишь, все ли в порядке со шлемом.

В прошлой жизни, о которой Кочан не любил вспоминать, он был учеником часовщика в Бурз-аль-дуне (правда, недолго, потому что обстоятельства вынудили его свернуть на кривую дорожку), где и выучился читать баларские чертежи.

– Да, я разбираюсь в часовых механизмах, но это вовсе не значит, что мне понятна эта алхимическая фигня. Там все так сложно, будто кто-то собирался построить целый механический мир.

– Всё, не ной! Пойдем быстрее. Может, по дороге наберешься смелости.

44

44

Эшлин

Остров Призрачных Мотыльков, полигон

Эшлин наложила последний шов на разрезанную руку, перевязала рану полоской ткани, оторванной от рубахи, и, кривясь от боли, затянула потуже.

Фельгор сглотнул:

– С ума сойти! Ты за неделю себе всю руку расковыряла.

– Так нужно. А еще я починила шлем.

– Тебе больно?