– Черт! Черт! Черт! – повторял Платон, бегая по кабинету Демидовича, словно лев по клетке в зоопарке. Он нервно запускал пядь в редеющие волосы, и они торчали, как у Михалыча.

Перепуганная Валентина наблюдала за ним издалека, не решаясь ничего сказать. Она никогда не видела его в таком состоянии.

– Чувствовал, что этим закончится! – он бил кулаком по столу. В приемной подпрыгивала и неистово крестилась Валентина. – Вокруг они уроды, ни на кого положиться нельзя!

Главный корпус института пылал и не желал гаснуть. Съехались пожарные со всех частей города и района, но пока особых результатов не добились – огонь продолжал распространяться дальше, захватывая помещения одно за другим.

Мухин оказался не Кольцовым – он не хотел денег, его скорее интересовало место директора само по себе. Возможно, когда-то он привыкнет к новой роли, у него проснется денежный интерес, но вчера он с негодованием отвергнул предложение Платона о продолжении сотрудничества. Этот Безуглый еще влез… Обидно, что самолично добился, чтобы этого сующего нос не в свои дела следователя уволили с выговором, и тому пришлось согласиться на работу охранником в каком-то мухосранске без перспектив карьерного роста. Кто же знал, что они встретятся здесь, в Лоскутовке.

Безуглый теперь вцепится и не отпустит из чувства мести. Платон успел заметить его радость во время вчерашнего допроса. Мелкая шавка, ухватившая слишком большую кость, с которой не справится и подавится.

Костыль мертв, Михалыч пропал, наверное, тоже сдох.

Ничего не клеилось и разваливалось. Это стадо идиотов испортило все, а теперь еще и институт угрожал сгореть к чертям собачьим. Кольцов спрятался в психушке, с него взятки гладки, Костыль помер, Саня сбежал. Говорят, заболел. Врут.

Трусы и подлецы, готовые умереть, лишь бы избежать ответственности!

– Мрази! – прокричал он, открывая сейф Демидовича и доставая спрятанную на черный день бутылку. – Предатели!

Вокруг одни изменники, ждущие, чтобы он оступился и сделал какую-то глупость. Попробует еще кто-то сказать о доверии к людям! Если любое дело пустить на самотек, тебе обязательно на шею сядут и ножки свесят! Это надо же, сотворить из него посмешище!

Он, Платон, не привык, чтобы об него вытирали ноги. Он не какая-то беззубая офисная крыса! Он акула, он хищник, рожденный рвать других в клочья, а не изображать из себя сардину, годную только для заполнения места в консервной банке.

– Предатели! – пробормотал он, выпивая очередную рюмку. Солнце на миг закрылось облаком, и в потемневшем окне промелькнуло его отражение. Увиденное его испугало, и на мгновение он протрезвел, но вскоре взор снова затуманился.