Потом мы вышли из джунглей и полтора дня шли в гору, взбираясь вверх по хребту континента. Когда сбоку вновь потянулись джунгли, Швейц спросил проводника, почему мы не обошли гору и не пошли напрямик; тот ответил, что иначе нельзя, потому что внизу все заполонили ядовитые муравьи. Это нас не слишком взбодрило. За горой лежала цепь озер и прудов, из которых торчали чьи-то серые зубастые пасти. Я утратил всякое чувство реальности. В нескольких днях плавания на север существовала Велада-Бортен со своими банками, машинами, таможенниками и храмами – вполне ручной континент, не считая непригодной для жизни середки, – но над этим материком человек был не властен. Меня угнетало все: дикая природа, тяжелый воздух, ночные звуки и непонятный язык дикарей.

На шестой день мы добрались до туземной деревни. На лугу в месте слияния двух небольших речек стояло сотни три деревянных хибар. У меня создалось впечатление, что раньше тут был город, довольно крупный: курганы и пригорки по краям селения образовались скорее всего на месте древних руин. Может быть, я просто строил иллюзии, убеждая себя в одичании беглецов с Велады, ища повсюду признаки распада и деградации?

Жители деревни обступили нас – не враждебно, а с любопытством. К северянам здесь не привыкли. Некоторые, не переставая улыбаться, трогали меня за руки. Держались они, в отличие от приморских сумарну, не угрюмо, а открыто, по-детски. Приморских, видимо, испортили более частые контакты с веладской цивилизацией, а здешних она не затронула.

Начались нескончаемые переговоры между Швейцем, нашим проводником и тремя деревенскими старшинами. Швейц вскоре вышел из игры, поскольку проводник, очевидно, втолковывал местным то же самое, цветисто и с обилием жестов – а те, похоже, отвечали всегда одинаково. Мы со Швейцем не понимали ни слова. В конце концов взбудораженный проводник заговорил со Швейцем на ломаном маннеранском, я по-прежнему понимал его с пятого на десятое, но Швейц, привыкший заключать сделки с иностранцами, ухватил суть и сказал мне:

– Нам продадут наркотик, если мы докажем, что достойны его.

– И как же мы это сделаем?

– Примем его вечером вместе с ними. Это называется «любовный обряд». Проводник пытался уговорить их, но они стоят на своем. Не будет обряда, не будет и сделки.

– Но ведь это рискованно?

– Не сказал бы. Видишь ли, проводник решил почему-то, что мы не для себя его покупаем, а хотим продать в Маннеране за много горячих стержней, ножей и зеркал. Поэтому он хочет уберечь нас от приема этого зелья. А здешние разделяют его мнение и не собираются продавать низким торгашам священное средство. Оно доступно только истинно верующим.