64

В середине лета нас неожиданно посетила Халум. В день ее приезда я преследовал сбежавшего из загона штормощита. Ноим самонадеянно вздумал разводить этих хищных пушных зверей и приобрел двадцать-тридцать особей, хотя в Салле они не водятся и к неволе не приспособлены – сплошные зубы, когти и злющие желтые глаза. Я ехал по следу беглеца через лес и равнину с утра до полудня и проклинал все на свете, то и дело натыкаясь на трупы несчастных травоядных животных. Штормощиты убивают из одной лишь любви к убийству: откусят кусок и бросят остальное стервятникам. Наконец я загнал зверя в тенистый тупиковый каньон.

– Смотри только целым его привези, – предупреждал Ноим, напоминая мне, какой ценный этот самец, но, когда хищник кинулся на меня, я поставил луч на полную мощность и без сожалений его убил – только шкуру снял, чтобы Ноим не слишком расстроился, и в полном упадке духа поехал обратно. У дома я увидел чью-то чужую машину, а рядом стояла Халум.

– Ты же знаешь, какое в Маннеране лето, – сказала она. – Халум хотела, как обычно, поехать на остров и тут подумала: почему бы ей не погостить в Салле у Ноима и Киннала?

Ей шел в то время тридцатый год. Женщины у нас выходят замуж между четырнадцатью и шестнадцатью, заканчивают с деторождением от двадцати двух до двадцати четырех и к тридцати вступают в пору среднего возраста, но Халум время будто не тронуло. Не зная бурных переживаний замужества и материнства, не тратя энергию на супружеском ложе, не изведав родовых мук, она сохранила гибкое девичье тело: ни жировых наплывов, ни складок, ни выступающих вен, ни избыточной полноты. Только ее темные волосы подернулись серебром, но даже седина ее красила, создавая идеальную раму для загорелого молодого лица.

Она привезла мне целую пачку писем: от герцога, от Сегворда, от моих сыновей – Ноима, Стиррона и Киннала, от дочерей – Халум и Лоймель, от архивариуса Миана и от других. Можно было подумать, что пишут они покойнику, чувствуя себя виноватыми из-за того, что его пережили, но меня порадовали эти строки из прошлой жизни. Письма от Швейца, к сожалению, не было, Халум ничего не слышала о нем со времени моего изгнания и думала, что он покинул нашу планету. Жена моя тоже не написала ни слова.

– Неужели Лоймель так занята, что не могла черкнуть пару слов? – спросил я, и Халум смущенно ответила, что та вообще ничего не говорит обо мне.

– Кажется, она забыла, что была замужем.

Мне передали еще и подарки, драгоценные металлы и камни.

– В знак любви, – пояснила Халум, но на эти сокровища целое имение можно было купить. Друзья не хотели унижать меня, переводя деньги на мой счет в Салле, и преподнесли мне эти дары, чтобы я использовал их по своему усмотрению.