– Ты теперь наследник престола, – сказал Барс, и Генри внезапно понял, что слова раздаются прямо у него в голове, никто другой их теперь не слышит. – А я не хочу, чтобы род Матеуша прервался, я обещал, что его потомки будут править, пока стоит королевство. И поэтому я должен забрать у тебя дар. Как видишь, на меня он не действует, поэтому, скорее всего, не подействует и на Хью. – Барс помолчал. Его глаза были так близко, что расплывались в серое пятно. – Если я сделаю это, у меня еще останутся силы на всякую мелкую помощь: подсказать вам вероятности хорошего исхода в разных ситуациях, явиться кому-нибудь со словами одобрения, подбросить нужный предмет или загадку – на большее я уже не способен, но это могу растянуть на годы, если не на десятки лет. Без дара ты будешь свободным. Найдешь себе жену, и ваши дети и внуки будут править королевством.

Генри не ответил, но он знал, что отвечать и не нужно, Барс и так все чувствует. А чувствовать было нечего. Генри не мог обрадоваться, даже сейчас не мог. Он узнал, что сможет прикасаться к людям, что голос дара замолчит навсегда, и ему было все равно. Барс кивнул, словно все понял.

– Но я до сих пор верю: иногда сделать то, что доставит радость всем вокруг, важнее, чем сделать необходимое, – медленно проговорил Барс своим низким громоподобным голосом. – Поэтому я могу осуществить то, что предложил тебе, или отдать всю силу без остатка, чтобы совершить одно последнее чудо.

Когда до Генри дошло, что Барс хочет сказать, ему показалось, будто в его сердце ударило что-то огромное: волна, сметающая все на своем пути. Барс крепче прижался лбом к его лбу.

– Твоя мать была права, Генри. Надо исправлять то, что испортил, будь ты даже великим волшебником. Но ты должен понять: если я это сделаю, побеждать Хью вам придется своими силами, и, что еще хуже, ты никогда в жизни не избавишься от дара. Не будет на свете силы, которая может его забрать. Поэтому сказать, как мне поступить, должен ты.

На несколько секунд Генри застыл, дыша с Барсом в одном ритме. Он все уже решил, но ему хотелось продлить мгновение, когда невозможное становилось возможным.

«Ты же сказал Освальду, что правду о себе надо находить самому, – мысленно сказал Генри. Он даже рот не открыл, но знал, что Барс его слышит. – Вот моя правда: дар – часть меня. Я такой, какой есть, и я справлюсь. Но если ты можешь… – Генри даже не думал, что голос способен сорваться, когда не говоришь вслух, но ему пришлось выждать, прежде чем продолжить. – Это какая-то новая игра, да? Очередное испытание. Конечно, ты не можешь этого сделать, просто ждешь, как я себя поведу».