Кажется, вызов его мыслительным способностям подействовал на Эдварда даже в таком состоянии. Он задумчиво взглянул на рукоятку меча. Потом на опухшее от слез лицо Генри. Потом опять на рукоятку меча.

– Она была с подпалиной, когда ты его принес, – проговорил Эдвард. – Я все думал, зачем ты искал меч без перчаток.

– Давай, гений. Еще немного. Если не считать меня идиотом, который ищет чужие вещи без перчаток, какой второй вариант?

– Подпалина уже была, когда ты его нашел, – сказал Эдвард, медленно моргая. – Но тогда… Тогда ее оставили до того, как спрятать меч. – Он заморгал чаще. – Нет. Нет, нет, это уже слишком. Нет.

Генри выдавил хриплый смешок, и у Эдварда что-то произошло с лицом, словно мышцы свело, только не так, как у мертвых, а ровно наоборот. Он понял.

А потом притянул Генри к себе с такой силой, будто пытался сломать ему ребра, и Генри сомкнул руки у него на спине. Он сидел, слушая, как громко у Эдварда бьется сердце, и думал о том, что даже если никогда не будет счастливее, чем в эту секунду, это неважно – такой момент стоит целой жизни.

Повернув голову, Генри увидел, что король смотрит на них, вцепившись в подлокотники трона. Неподалеку Освальд обнимал Джоанну, и Генри уже не знал точно, кого из них считает отцом. Кажется, обоих.

– Папа знает? – спросил Эдвард, и Генри кивнул.

Король нетвердо встал, словно дожидался разрешения, чтобы приблизиться, подошел к ним и сел на пол. Эдвард сильнее вцепился в Генри, как будто ждал наказания и пытался отгородиться, но король мягко отвел руки Генри в сторону и взял Эдварда за голову. Генри ждал, что отец заговорит, но тот молча поцеловал Эдварда в лоб, в глаза, в виски и прижал его к себе. Король выглядел таким хлипким по сравнению с мощным, широкоплечим Эдвардом, таким тощим и маленьким, что казалось, будто ребенок прижимает к себе взрослого, и Генри уткнулся лицом королю в бок, глядя на них обоих.

Когда они все наконец отцепились друг от друга, Генри, чувствуя себя размякшим и теплым, оглядел зал. Ничего не изменилось – придворные увлеченно шептались, Освальд хватался за Джоанну, едва не отрывая ее от пола, а вот существа затихли. Они собрались вокруг мальчика, сидевшего на полу: кошки, урча, лежали у него на коленях и на плечах, грибень обхватил за шею, скриплеры и Пальтишки устроились на полу, привалившись к его бокам.

Перси сидел спиной к придворным, толпившимся около окна, и горбился сильнее, чем обычно. Уши у него горели, и Генри вдруг понял: он боится повернуться, когда вокруг столько народу. Он, волшебник, создавший королевство, без Барса чувствует себя, как улитка без раковины. И Генри подошел ближе.