– Вот они, Поля Иалу, – объявил Бес, который тоже немного растерял свою мрачность. – Египетский загробный мир для праведных душ. Седьмой Дом Дуата. Ну а вы, наверное, назвали бы его раем.

– Не подумайте, что я жалуюсь, – смешалась Сейди. – Тут, конечно, гораздо лучше, чем в Солнечном Поместье, и к тому же наконец-то запахло едой. Но это, случайно, не означает, что мы умерли?

Бес покачал головой, слегка улыбнувшись.

– Нет, не означает. Раньше Ра каждую ночь проплывал через это место и устраивал тут привал, чтобы отдохнуть, подкрепиться и пообщаться с хозяином этих мест. А потом отправлялся дальше. Впереди его ожидала самая опасная часть путешествия.

– С хозяином этих мест? – осторожно переспросил я, хотя и сам уже обо всем догадался.

Наша лодка повернула к причалу, где уже стояли, встречая нас, мужчина и женщина.

Папа оказался в своем обычном коричневом костюме, но его лицо слегка отливало синевой. Мама чуть светилась призрачным светом, и ее ноги не касались досок.

– Ну конечно, – отозвался Бес. – Ведь это Дом Осириса.

– Сейди! Картер! – Папа широко распахнул объятия и крепко обнял нас двоих, как маленьких. Но мы ничуть не возражали.

Он был совсем как живой человек, из плоти и крови, до того похожий на себя прежнего, что я с трудом сдержался, чтобы не зареветь, как девчонка. Бородка у него была аккуратно подстрижена, гладко выбритая голова блестела, и даже запах одеколона оказался тем же самым, с легким ароматом амбры.

Отступив на шаг, он внимательно изучил нас, весело блестя глазами. Сейчас я даже мог бы принять его за обычного смертного, вот только при внимательном взгляде сквозь его нынешний облик проступал как будто второй слой реальности, как наложенное поверх отражение мужчины с синей кожей, в белых одеждах и короне фараона. На шее у него висел амулет джед, символ Осириса.

– Папа, – сказал я, – у нас ничего не вышло.

– Ш-ш-ш, – остановил он меня. – Не будем сейчас об этом. Сейчас время для отдыха, восстановления сил и обновления.

А мама сказала с улыбкой:

– Мы внимательно следили за вашими успехами. Вы оба у меня такие храбрые.

Видеть ее сейчас было так же больно, как и папу. Даже еще тяжелее, наверно. Я ведь не мог ее даже обнять, как нельзя обнять туман, и, когда она ласково коснулась моей щеки, я почувствовал лишь теплое дуновение воздуха. Выглядела она точь-в-точь такой, какой я ее помнил: белокурые волосы рассыпались по плечам, синие глаза полны жизни… Но это был лишь дух, призрак. Мамино белое платье как будто было соткано из дыма, а когда я смотрел на нее в упор, ее силуэт словно растворялся в ярком свете солнечной лодки.