– Это бесчеловечно! – обозлился я, изнывая от каждой секунды, проведенной в закромах чужих воспоминаний. Обычно мне не удавалось проникнуть в подобные области памяти, да и желания не было. Оно било по разуму раскаленным ножом.

– Согласен, – спокойно кивнул Пустой. – Но это место не было сделано человеком.

Я проглотил едкие слова, как только Сара вышла из самой дальней квартиры, тихо затворив за собой скрипучую дверь. Мне было трудно принять, что эта худая и хрупкая девушка с заплетенной в волосы лентой, большими зашуганными глазами и в старомодном гороховом платье и есть та Сара, которую я знал. Чем глубже мы погружались в ее прошлое, тем меньше в ней оставалось той каменной воительницы. Передо мной представала всего лишь испуганная девушка, отчаянно пытавшаяся найти в себе силы справиться с окружающим миром.

Она быстро и бесшумно прошмыгнула в свою квартиру, словно уже не в первый раз проделывала такое. Даже ни одна половица не скрипнула. Жилище выглядело бедным, но чистым. Слишком много белых тонов. От каждого предмета мебели веяло безликостью, застоем. Единственным интересным объектом Саре представлялись выставленные на полке фотографии родственников по материнской линии, не захотевших плыть через океан и оставшихся в Ирландии. Сара не помнила родины – ей было всего два года, когда семья мигрировала в Штаты с множеством других искателей лучшей жизни.

Солнечный свет врывался в помещение сквозь окно, но едва ли делал его менее темным. Снаружи на грязной улице ребятня с криками гоняла мяч. Скользнув глазами по распятию, расположенному на стене так, чтобы его было видно из любой части помещения, Сара уже собралась было скрыться у себя, но тут в дверях появилась мать, и девушка с испугом отступила. Женщина не была старой, но годы тяжелого труда сделали свое дело. Она выглядела сутулой и тонкой, как палка. Рыжие волосы давно потеряли насыщенный цвет и больше напоминали ржавчину.

– Тебя не было дома, – сухо и резко изрекла мать.

– Я просто… – пролепетала Сара.

– Ты просто снова ходила к этому старику. – Глаза женщины, секунду назад казавшиеся пустыми, метали молнии. – Я же велела тебе не приближаться к нему.

– Я всего лишь помогаю ему по дому, мама! Мистер Голдман – инвалид, ему трудно…

– Инвалид! – прошипела мать, оттесняя дочь к стене. – Это наказание, принесенное ему Богом, так пусть и принимает его! А вы с братом все терлись возле него, слушали рассказы этого спившегося матроса. Как же я была слепа, пока он лил вам в уши эту дрянь!

При упоминании брата сердце Сары сжалось. Раньше они с Томасом вместе ходили к мистеру Голдману, бывшему капитану судна, который повидал половину земного шара, но, потеряв ногу от гангрены, ушел на покой. Все его жилище казалось чем-то средним между музеем и библиотекой. Он сохранил множество сувениров из разных стран: от китайских монет до бивня настоящего африканского слона. Брат и сестра с малых лет слушали его рассказы о дальних странах, читали книги, которые старик складывал стопками до самого потолка. Сара разглядывала карты и мечтала однажды повидать мир собственными глазами. Того же хотел и брат. Они оба желали вырваться из чистой, пустой и набожной рутины, полной правил и запретов. Томас рассказывал, что так было не всегда: при отце их мать была совсем другой. Но Сара не помнила его. Отец умер, когда она была совсем маленькой.