С моста самоубийц принято сигать в воду, кончать с суетой бренного существования. Каждое десятилетие в третьем его году человечки отправляются с Борового в мир мертвых.

О предыстории ходят разные слухи, легенды и домыслы. Мои домашние знатоки мифологии сами не вполне ведают, что из говоримого правда, а что — придумки. Кому интересно, тот может порыться в архивах или местных жителей разговорить на тему: «Плохая земля. Нельзя копать».

А то я не готов вот так входу заявить, что именно стало причиной немалого числа самоубийств. Может, распил гранитных плит со знаками на поребрики. Или некое проклятие. Или кости растревоженного захоронения, кои вывезли на свалку, даже не перезахоронив по-человечески. Или «жертва» в виде некоего Франца Ягелло, которого в 1913 выловили в виде отдельных свертков. Вдова его созналась в убийстве. А сатиновая юбка в горошек — это такая удобная тара для фасовки частей тела, ничем не хуже торбы и кисета (тоже улов полицейских).

Кошар и Мал Тихомирыч сходились в одном: на участке между мостом и устьем Волковки (Сутиллой речку называли в стародавние времена), в глубине, обитает древнее могучее зло. Диета у зла своеобразная: оно питается жизнями.

Не будь у меня временного дефицита, я бы мог обратиться к служителям закона за справкой. Те бы подняли архивы, коли те долежали до наших дней в сохранности, не сгорели, не были сгрызены мышами и т.п. Но времени было в обрез, поэтому я довольствовался байками в пересказе нечистиков, которые сами в тех местах не бывали ни разу.

Я пока голосов в голове, что убалтывали бы меня искупнуться в притягательной, пусть и мутной водице, не слышал. Настроение муторное имелось, но тому были резоны вне мостов и каналов.

— Учи своих детей молчать, — выдохнула после краткой паузы мать. — Говорить они научатся сами. Бенджамин Франклин.

Любимые цитаты пошли в ход. К ним она прибегала чаще всего тогда, когда терялась с ответом. Наверное, пыталась заимствованием чужих изречений приблизиться к уму и эрудиции отца.

— Скажи, а па придет? — спросил я бесхитростно. — Мы его ждем?

Богдана отшатнулась, как если бы я не словами бросался, а каменными глыбами.

— Что ты несешь? С ума сошел? Он ведь мертв.

— Подумал, если ты не в Париже, то и он не в гробу, — ответил с неподдельной жалостью. — Допущение, основанное на ряде несоответствий. Ладно, запускай свою вербальную магию, а то покойнички нервничают.

Не подумайте, я был в здравом уме. Просто ставки с моей стороны были до того высоки, что выбора: щадить чувства матери или же бить по всем болевым, дабы вывести ее из равновесия — как такового не стояло. Она вызвала меня на мост самоубийц, обозначила себя, как противника, так пусть понервничает.