ГЛАВА 45

«Кожекрад!»

Кровь стучала у Граба в ушах, в горле саднило, зубы скрежетали. Он вытер плевок рукавом, но по-прежнему чувствовал его на лице, поспешно шагая по улицам; голова у него кружилась от гнева и стыда, он почти не замечал людей, мимо которых проталкивался.

На него нахлынули воспоминания о другой женщине, которая тоже плюнула в него. Отыскала его в бражной зале, пирующего вместе с героями, возвела на него обвинение и тем самым навеки погубила. Недавние друзья приволокли его в жреческие палаты из черного камня и бросили перед Мрачными Мужами — отвечать на обвинение.

Мрачные Мужи выслушали его, косматые и угрюмые, в потрепанных мехах, покрывавших плечи, и широкополых шляпах с мягкими полями. Глаза их скрывались под повязками из лоскутьев, а на каждом лоскуте был намалеван другой глаз: глаз Урготхи, Костяного бога, который видит любую ложь. Под их незрячими взглядами Граб поведал свою историю, до последнего отстаивая собственную невиновность.

Когда он договорил, главный из Мрачных Мужей подался вперед, разомкнул уста, обнажив гнилые зубы, и произнес слово, которое обрекло его на проклятие: «Ханнаквут».

Граба повалили наземь, и к нему приблизился кожеписец. «Очисти его! — велели Мрачные Мужи. — Сотри ложь с его тела!» Кожеписец поступил иначе. Он наклонился к обвиняемому и основанием ладони чиркнул ему по глазам. Граб вскрикнул от острой боли. Когда жжение унялось, на лице у него осталась уродливая черная дуга от виска до виска. Напоминание о его позоре; знак изгоя.

Он торопливо пробирался через Кандальный рынок, сворачивая наугад, пока не оказался в тупике перед невысокой стеной над мостом Покровителя, соединявшим северный берег реки с Государевым островом. Движимый неясным порывом, скарл уселся на стену и свесил ноги. До земли довольно высоко. Достаточно, чтобы расшибиться насмерть.

Неподалеку от него на стену приземлилась ворона. Прошлась взад-вперед, поглядывая на него похожим на бусинку глазом.

«Костяной бог наблюдает, — подумал Граб. — Костяной бог ждет».

Давно ли он стал изгоем? Уже и не вспомнить. Но долгие годы Граб не ведал ни дружбы, ни доброго слова. Все это время он водил приятельство с забулдыгами в оссианских портах, но настоящими друзьями они не считались: скарл не может дружить с иноплеменником.

А собственный народ его отринул.

За спиной он услышал шаги. Паршивец. Мальчишка взгромоздился на стену рядом с Грабом, свесил ноги и уставился вниз, на снующих по мосту людей.

— На кого нацелился? — вдруг спросил Паршивец.

— Чего?

— Ну, если ты собрался прыгнуть, то неизбежно на кого-нибудь приземлишься. Почему бы не рассчитать поточнее? Я бы выбрал вон того солдата. Не нравится мне его вид. К тому же он кроданец. — Арен взглянул на Граба: — Ну а ты?