Светлый фон

– Куда он денется, – сказал Минт со вздохом. – Здесь уже столько нечисти собралось, что ваше отсутствие могут и не заметить!

В погребе стоял запах сырой земли и, несмотря на примеси сушеных трав, мне мерещился могильный. Передо мной паук-тенетник сплел крепкую паутину от полок с соленьями до лавки и теперь замер на ней в ожидании добычи. Я смахнула его в сторону.

Дан и Минт вполголоса обсуждали детали и, словно я была больна чем-то заразным, избегали смотреть мне в глаза.

Альдан нахмурился, прочертил линию на карте, и даже в том, с какой силой его палец давил на бересту, улавливалась готовность. Его непримиримая, упрямая отвага. Внешне план не имел изъянов, но я отчего-то чувствовала себя опустошенной и не понимала, что именно утаил от меня Альдан.

Что-то мешает Драургу добраться до Печати. Древнее колдовство крови, которым она окружена. Мощи Мечислава? Когда я расскажу об этом Инирике и другим колдунам из Обители, трудно предсказать, как они себя поведут, но я постараюсь вернуться как можно быстрее назад, одна или с подмогой. Альдан не останется здесь в одиночестве с предложением лесной госпожи!

Где-то внутри я продолжала надеяться на то, что Дарен станет тем, кто скрепит все вокруг – и мои воспоминания, и колдовство – и даже малодушно надеялась, что разберется с чудью и Вороном. Ведь он сильней. Полуденный царь – тот, кто может все изменить! Должно быть, мое невольное преклонение перед его силой разозлило Альдана. Быть может, он увидел в этом сомнение в своей собственной.

Если бы я знала, как отговорить упрямого травника.

От безрассудства. От опрометчивости.

Но как сделать то, чего не знаешь сам?

Я смотрела на его прекрасное серьезное лицо и понимала, что исполню все, о чем он меня попросит. Даже если это все – уехать от него. Оставить Дарена.

Почувствовав мой взгляд, Дан поднял на меня взгляд, снова нахмурился, как будто прочтя мои мысли и возмутившись.

Он не попросит меня, я знаю.

Я должна сделать это сама.

Решение отозвалось внутри тупой болью, и я прикрыла глаза.

Доводы разума тоже были ясны – Минт прав. Дарен, кем бы он ни был, лишнее звено в нашем плане. Его мотивы не ясны и слишком тесно переплетены с интересами заморских культистов.

Во всей этой кутерьме резко выделялось бледное лицо Ольши: после болезни, с запавшими скулами, оно походило на обтянутый желтоватой кожей череп. Мафза сидела рядом с ней на лавке и водила гребнем по волосам, напевая какую-то колыбельную. Я перестала слушать разговор мужчин, и постепенно мое внимание потянулось в сторону этой песни. Толстые и грубые пальцы ловко распутывали пряди, голова вещуньи ровно покоилась на подушке.