– Остальные сражаются, а ты как трус отсиживаешься здесь, – рассердилась Фри.

Паскаль с вызовом указал на меня пальцем.

– Он заварил эту кашу, второй идиот по собственной воле понесся к падшим, и вот уже все протекторы идут на смерть, хотя тот, ради кого они это делают, прячется в Соларуме. Это не я отсиживаюсь как трус, а Максимус. Это его битва. Из-за него все началось, по его вине Волк наверняка уже лежит на столе у Шакары, а остальные рискуют собственной шкурой! Сколько из них не вернется? Хочешь, сделаем ставки?

– Макс здесь по приказу Первого паладина, – прошипела Фри. – И его ранили!

– За свои ошибки нужно отвечать. А что он? Спрятался и ждет. Мог бы хоть пальцем пошевелить, но нет, он забился в нору как последняя…

Я не сдержался и в бешенстве схватил его за лацканы куртки. В правом кулаке разгорелся жар, вены на нем загорелись красным светом.

Но Паскаль не испугался и все так же сердито смотрел мне в лицо.

– Макс! – воскликнула Фри. – Отпусти его!

– Ну давай, прояви мужество хоть где-то, – прошипел Скорпион, сжав мое запястье.

Его душа оказалась очень светлой. Под ногами громко захрустели осколки стекла. Я поднял взгляд к лесу. Вместо листьев на деревьях росли острые осколки, о которые не составляло труда пораниться. Отовсюду доносился мелодичный перезвон. Красиво, но так опасно… Затем что-то блеснуло особенно ярко, и я обратил внимание на растущее неподалеку деревце. Оно было покрыто красными стеклянными цветами. Центр души. Мне никогда не нравилось к нему приближаться. Тронешь – и можешь добраться до любого закоулка памяти. Я считал, что все имеют право на секреты, а потому обычно не заглядывал в воспоминания, а просто созерцал виды. Но в тот момент сильное чувство бессилия заставило меня коснуться цветов. Они обожгли пальцы, а перед глазами вспыхнули сотни образов. Там нашлось столько крови, что можно было захлебнуться. Бесконечные войны, клыки сплитов, темные улицы городов, смерть приземленных и протекторов. Снова и снова, десятками лет. На волоске от смерти, всегда и без перерыва. Блеск клинков, смех друзей и черная слизь на стенах. Руки в крови. Музыка, чье-то пение. Рамки с выцветшими фотографиями. Отчетливый образ ребенка. Ему не больше семи лет, у него темные волосы, но глаза, как и у Паскаля, светло-серые, точно пасмурное небо.

«Ты ведь слышишь их? Звезды? Они разговаривали с тобой этой ночью?»

Паскаль много младше, чем сейчас, даже на вид. Он отвечает:

«Да. Они всегда говорят».