Пора себя принять. Целиком и полностью.

Стоя в тишине, нарушаемой лишь шумом ветвей, Стефан достал из кармана заготовленную манипуляцию. Он с секунду смотрел на нее пустым взором, а затем с легкостью на сердце разбил о собственное надгробие. Оно мгновенно начало крошиться, превращаясь в мелкую пыль. Весь мрамор сровнялся с землей за какую-то минуту, и поднявшийся ветер поспешно разбросал его по округе. Протектор удовлетворенно наблюдал за этим, а затем развернулся и побрел назад.

– Я еще жив, – произнес он, поджигая сигарету.

* * *

Я стоял перед небольшой черной дверью, расположившейся неподалеку от Усыпальницы. Она казалась такой незаметной, что и не подумаешь сразу, будто бы там может скрываться нечто важное. Я не знал толком, зачем пришел, понимал, насколько нелепо все будет выглядеть, но меня упорно сюда тянуло. Именно это и заставило сбежать из Лазарета.

Я должен был с ним поговорить.

Внутри маленького ораториума таился полумрак. Холодная комната, просторная, пустая, за исключением одной стороны. Там стоял алтарь памяти. Не думаю, что протекторы часто приходили сюда, хотя Дан упоминал о том, что иногда проще выговориться перед ним, чем перед живыми людьми. Это-то меня и подкупило. Вряд ли кто-то мог меня понять. Так я думал. Или не я?

Все стало сложно. С тех пор как я пришел в себя, в груди ощущалась странная, изнуряющая тоска. Так бывает, когда теряешь дом, близких. Тоска по старым временам, желание вернуться в недоступное прошлое. Я испытывал это раньше, но сейчас, с приходом Антареса, эти чувства усилились, словно что-то произошло буквально в последние сутки. Даже несмотря на ту стену, которую я старался держать между собой и Верховным, он влиял на меня.

Алтарь находился в полукруглом углублении в полу. Я присел на край скоса прямо перед ним. От него исходил мерцающий сине-фиолетовый свет. Стены вокруг покрывались сияющими трещинами, точно в них вгрызлось какое-то растение. Сам же алтарь памяти казался странным изваянием из темного камня – скопление лиц, абсолютно спокойных. Над ними – ветви дерева, окружавшие символ Вселенной.

У заоблачников эти места были более популярны, в Соларуме же алтарь памяти стоял ради галочки. Обычно эквилибрумы общались через него с теми, кто сгубил оболочку и душой пребывал в своем небесном теле тысячи и миллионы лет. Беседа выходила односторонней, но тот, кто находился в состоянии сомнума, как в коме мог слышать взывающего к нему. Говорили, чем больше обращаешься к отсутствующей душе, тем быстрее она восстановится и вернется. Но я здесь был не поэтому.