– А пусть!.. Вон Енисеев вовсе еврей, а ничего, живет. Насекомым быть не так уж и плохо. Они самые древние люди на Земле, как говорит Енисеев. Еще древнее евреев.

Енисеев хотел было возразить, что он не еврей, но подумал внезапно, что здесь не только национальные различия, но и расовые скоро потеряют свою значимость, ибо ужасающе близко маячит более страшная реальность, о которой он боится вышептать пока что даже себе…

Вслед за Дмитрием по окрестностям разошлись почти все, «чтобы размять ноги». Даже осмелевшая Цветкова решилась на самостоятельную вылазку. Правда, ее тут же с двух сторон взяли в коробочку Чернов и Забелин.

Енисеев молча смотрел, как члены экспедиции один за другим исчезают за огромными блестящими горами. В том мире, который остался в прошлом, их называют галькой, камешками-голышами, такие места считают пустынными и даже… безжизненными.

– Я тоже пройдусь, – сказал он Морозову. Почему-то ощутил в своем голосе виноватость. – Надо посмотреть…

– Что? – спросил Морозов.

– Да так, – ответил Енисеев, он попробовал подобрать слова, не получилось. – Так, посмотреть…

– На что? – спросил Морозов настойчиво.

– Да так, – повторил Енисеев. – Собственно… вы меня поймали, Аверьян Аверьянович!.. Ни на что определенное. Так просто! Неужели это то, чего я так брезгливо избегал в том, прошлом мире? Когда меня уговаривали погулять в Сокольниках или в Измайловском парке, подышать свежим воздухом, побыть на природе…

– И что же? – спросил Морозов с интересом.

– Понятно что! Отказывался так, словно меня звали побродить внутри труб городской канализации. Дело не только в том, что в подмосковном лесу бродишь, как по городской свалке… Даже в девственных дебрях Уссурийской тайги мне голо и неинтересно. А здесь…

Морозов проследил за его рукой. Мир был залит жгучими лучами восходящего солнца. На гладких валунах бурно испарялись водяные шары, но в тени эти прозрачные емкости чистейшей воды пока оставались нетронутыми. Над головами носились огромные драконы этого мира всех цветов и причудливых форм. На людей ни один не повел глазом, каждый высматривал только ту добычу, на которую его род охотился последние сто или двести миллионов лет. А то и миллиардик.

Из земли высовывались гигантские головы, совершенно безглазые, но как-то улавливающие движение звезд, соразмеряющие по ним направление своих тоннелей. По этим головам проскакивали быстрые типсики, куверсы, мир постепенно наполнялся писком, стуком, легким музыкальным скрежетом, а из лесу донеслась звонкая песнь простого кузнечика, от богатства мелодии перехватило дыхание: теперь-то их слух охватывает весь диапазон звуков!