– Благодарю за доставку, – сказал он, – и за то, что сам пришел. Перед тем как отправиться в Авиньон, мы хотим задать тебе несколько вопросов.
Не в силах скрыть потрясения, Грей поднял глаза на гиганта. Он не верил собственным ушам: ордену известно про Авиньон? Но откуда? А потом до него дошло.
– Рейчел… – пробормотал Грей.
– О, за нее можешь не беспокоиться. Она жива и находится в полном здравии. В данный момент она встречается кое с кем из своих родственников.
Смысла последней фразы Грей не понял.
– Не забудь про его напарника в больнице, – напомнила Сейхан. – Нам лишние свидетели не нужны.
– Им уже занимаются, – буркнул в ответ Рауль.
Потеряв надежду заснуть, Монк пялился в телевизор. Однако занятие это не слишком увлекало его, поскольку он не понимал ни слова по-французски. От морфина в голове у него плавал туман. На забинтованную культю он старался не смотреть. Злость действовала лучше всякого болеутоляющего. Он злился не только из-за того, что оказался искалечен, но еще и потому, что теперь он стал бесполезен для своих товарищей и ничем не может помочь им в выполнении задания. Его вывели из строя, да к тому же использовали в качестве разменной монеты. Его товарищи в опасности, а он вынужден валяться на больничной койке под присмотром охранников.
Его грызла боль, против которой морфин был бессилен. Он знал, что не имеет права жалеть себя. Он жив. Он – солдат. Он видел, как с поля боя выносили его товарищей в гораздо худшем состоянии. И все же боль не утихала. Он был унижен и сейчас гораздо в меньшей степени, нежели прежде, чувствовал себя мужчиной и солдатом. Логика оказалась не способна успокоить сердце.
Телевизор продолжал бубнить.
За дверью послышался шум, и это привлекло внимание Монка. Раздались голоса – громкие, спорящие, а затем дверь открылась нараспашку. Вытаращив от удивления глаза, Монк смотрел на человека, который прошел мимо охранников в палату. Очень знакомого человека.
– Кардинал Спера?