Серапио, конечно, считал, что его мать была не большим чудовищем, чем он сам, но понимал, что Ксиала имеет в виду и что ее слова прозвучали признанием, а потому не стал спорить.

– Они с тетей выгнали меня. Сказали мне, что, если я когда-нибудь вернусь, это будет стоить мне жизни. Для тиков изгнание – чаще всего смертный приговор. Мы не очень-то преуспеваем на материке и часто находим свой конец в руках бессовестных людей или просто спиваемся.

– Именно этим ты и занималась? – Еще когда она пришла, он почувствовал, что от нее пахнет спиртным, а сейчас еще и вспомнил бальше, которое она пила во время морского путешествия.

– Я хотела попробовать, – призналась она. Перекатившись на спину, она прижалась к нему бедром, и Серапио придвинулся ближе к стене, чтобы освободить ей место, но двигаться было практически некуда. Они лежали, соприкасаясь кожей на всем протяжении кровати.

– Каково это – возвращаться домой? – спросила она. – Ты ведь возвращаешься к своей семье? Как только мы доберемся до Товы, ты отправишься в Клан Ворон. Как там Луб назвал это место? Одо? И тогда они встретят тебя, как давно потерянного сына своего народа. Интересно, у них у всех будут красные зубы и хааханы, как у тебя?

– Я возвращаюсь не для того, чтобы воссоединиться с семьей. – Он так удивился, что смог только шептать. Вот что она вообразила? – Я же сказал, что иду к Жрецу Солнца, к Наблюдателям в небесной башне.

– Разумеется, – согласилась она, – ну а потом? Что произойдет дальше? Я имею в виду, как только ты встретишься с этим жрецом, ты вернешься в свой клан. Или ты направишься обратно в Обреги? Это будет сложное путешествие для одного дня.

– Ксиала… – Он не знал, что сказать. Ее слова прозвучали столь… обыденно.

Она махнула рукой.

– Не бери в голову. Это было просто предположение. Я уверена, что ты будешь занят тем, чем обычно заняты божественные сосуды, а я… – Она тяжело вздохнула. – Я найду себе что-нибудь. Какую-нибудь работу. Но, как ты думаешь, какую работу может найти в таком месте тик? Мы уже так далеко от моря. Я была в реке, и она не узнала меня, Серапио. Она не признала во мне своего ребенка.

Он успокаивающе погладил ее по голове, провел ладонью по ее длинным волосам и услышал ее тихие всхлипывания.

– Вот дерьмо, – тихо икнула она. – Похоже, я пьяна. И, кажется, забыла ту бутылку кстабентуна у реки.

– Забудь про нее, – сказал он ей. – Просто останься со мной.

И она послушно прижалась к нему, и ее дыхание стало ровным и сонным. И лишь убедившись, что она задремала, Серапио и сам начал засыпать, так и не рассказав ей о своей судьбе, решив, что завтрашний день уже близок.