***

Пистолет можно чистить долго, но не бесконечно. Я собрал его, окончательно протёр тряпочкой от масла, вставил магазин и, убрав оружие в кобуру, взял со стола рукопись. Взял с чувством, с которым берут в руки гранату. Пока она лежит — это просто круглая железная хрень. Но стоит вынуть чеку — и с этим надо будет срочно что-то делать.

— Надо зе, — сказала Сэкиль, увлечённо читающая плотно заполненную мелким и аккуратным маминым почерком книгу, — мы корреги.

— В каком смысле?

— Они работари на Институт Обсефизисесских Пробрем. Занимарись рокарьными территориями. Наверняка я ситара их работы.

— Я даже этого не знал. Они постоянно были в командировках, но я думал, что это какое-то торгпредство. Впрочем, мне было десять, когда они погибли, а потом рассказать о них стало некому.

— Они погибри в Центрарьной Африке, да?

— Откуда ты знаешь?

— Там пропара экпедисия Института. Узасная трагедия.

— А что они делали в Африке?

— Иссредовари Ваканду.

— Это страна из комиксов?

— Просто рокарьная террритория. Надо же быро её как-то назвать?

— А что это за «локальные территории», Сека? — спросила Натаха.

— Это неориентированные пространства Пенроуза, в которые замкнуты насеренные пункты. Там зивут обысьные рюди, они дазе не знают, что это рокарьная территория, для них всё обысьно. Странности торько дря внеснего набрюдатеря.

— А откуда они берутся?

— Вот представь себе, Натаса: есть, допустим, город. На него нападают враги. Это дря города — как смерть для серовека. Дря внеснего набрюдатеря он умер, его борьсе нет. Он остарся в своём временном отрезке, там он сусествует, как всегда. Так зе, как мёртвый серовек. Мы не мозем вернуться во временной оси назад и посетить этот город, насе время относитерьно него ринейно. Это понятно?

— Пока — да. Ну, кроме странной концепции, что мёртвые где-то там живы. Звучит умно, но представить не могу.

— А ты мозес представить, сто все есть, а тебя нет?