— Мы взяли тебя в прошлый раз, и чем всё кончилось? — выговаривала мне мать, и слёзы текли ещё сильнее.

— Если бы тебя с нами не было, этого бы не случилось! Ты стал Наблюдателем, ты открыл коробку!

Во сне я не помнил, что случилось в прошлый раз, не знал, что за коробку открыл, но чувство вины придавило меня к полу и размазало по нему. Наверное, в этой коробке было что-то ужасное, поэтому родители теперь уезжают навсегда и не берут меня с собой. Потому что я плохой сын, и зачем такой нужен.

Отец смотрел на мои слёзы и качал головой, отчего они, казалось, превращались в кислоту и жгли мои щёки. Хорошие мальчики не плачут. У родителей и так полно проблем, не хватало им ещё противных плакс. Никто не любит плакс. Никто и никогда.

Тогда я ударил себя кулаком в живот, мне стало больно, но я перестал плакать. Потому что боль — это ерунда, я смеюсь над болью. И я сказал: «Ха-ха-ха! Я не плачу! Мне вовсе не больно и не обидно! Но раз я плохой мальчик, то буду поступать плохо! Вы можете сколько угодно не брать меня с собой, но я пойду за вами сам! И найду вас, куда бы вы ни уехали!»

Но они смеялись надо мной. Говорили друг другу: «Дорогой, посмотри, какой он забавный! Такой упрямец!» — «Да, дорогая, и в кого только пошёл?»

— Глупенький! — сказала мне мама. — Ты ничего не понимаешь!

— Если ты пойдёшь за нами, я тебя накажу! — заявил отец.

Но мне было всё равно, и я так и сказал: «Мне всё равно, что вы говорите. Вы уедете, вас не будет, я сделаю, как захочу».

— Глупый, упрямый мальчишка! — сказал отец. — Ты всегда всё портишь!

— Я знаю, — ответил я.

***

Утром Сэкиль просит, чтобы её добили из жалости, но получает от Натахи бутылку пива.

— Засем вы дали мне так написся? — жалуется она. — Я правда уснура в дусе?

— Ты уснула башкой в сральнике, — говорит безжалостная Натаха.

— Меня тосниро… Как мне прохо!

— Зато вчера тебе было хорошо, — напоминаю я.

— Я прохо помню весер. Но мне снирся сон! Впервые снирся сон!

— Какой?