Из-за Рена и моего отца я долгое время даже не хотел любви. Если это и есть любовь, то к черту ее. Мне гораздо лучше без нее.

Но иногда что-то вроде тихого шепота пробиралось сквозь заросли терновника и колючего кустарника в моей груди. Я помню звуки музыки и смеха, запах корицы и фруктовой выпечки, шоколада и дождливых дней, проведенных дома, когда в поместье было тихо, потому что отца не было. Это тоже была любовь. Другая, более мягкая, которая давала, а не забирала. Она раскрепощала, а не сковывала.

Чудом я снова нашел такую любовь. С Джэ. Все, чем он является, согревает меня и возвращает к тем хорошим, мирным моментам, где на первом плане была радость, воодушевление и безопасность, которые я чувствовал, его причудливое искрометное чувство юмора и то, как он заставляет меня смеяться, его страсть и искреннее желание помогать людям и то, как он постепенно разрушил все свои стены и полностью доверился мне.

Но вместо того, чтобы держаться за это – за него – я испугался и оттолкнул его. И испортил ему день рождения.

– Значит, я даю тебе неправильную любовь? – Рен хмурится, его голос становится громче. – Не знаю, что это значит. Я дал тебе все. Позволял тебе скитаться по Европе десятилетиями, засовывая свой член и клыки бог знает в кого и во что! Играть со своей глупой одежкой и делать свой бизнес…

– Послушай себя. Ты все время говоришь, что «позволяешь мне» что-то делать, Рен. Но я не принадлежу тебе. Ты не владеешь мной.

– Но я владею, Вайолет. – Он усаживается прямее, и свет в его глазах теплеет, медленно переходя в ярко-золотой. – Ты мой. Тебя подарили мне, когда мне исполнилось шестнадцать, и мы всегда были вместе. Таков контракт…

– Контракт расторгнут. – Я распрямляю ноги, потому что все во мне кричит, что я должен встать и уйти. Я знаю, что и мои действия по отношению к нему не были идеальными. Но он меня совсем не слышит. Объяснять бесполезно.

Он наклоняется ко мне, его голос низкий и угрожающий:

– К черту контракт. Ты никогда не сможешь уйти от меня, Вайолет. Я никогда тебя не отпущу.

Он слишком близко к моему лицу, поэтому я пытаюсь встать, но уже слишком поздно. Он поднимает пальцы, и я делаю вдох как раз перед тем, как мое горло практически сжимается само по себе, как будто вокруг моей шеи обернута тяжелая скоба или кандалы, но изнутри.

Я не могу дышать, когда меня снова силой прижимает к полу, на колени, а глаза вылезают из орбит и слезятся. Но через секунду я слышу, как открывается бумажная дверь. Я не могу двигаться или что-либо видеть, передо мной только Рен. Он замирает, деревенея, и давление в моем горле и теле рассеивается.