– А почему твоя пропала? Я тут подумал и, кажется, понял: они уходят, если умереть.
– Но я ведь жив!
– Но ты отпустил крыло, разве нет? То, что я поймал тебя и откачал – исключительно моя заслуга и точно не твоя вина.
– Тогда почему твои не ушли, когда тебя завалило?
– Потому что я не собирался умирать, братец, – фыркнул Сергей. – Дело-то не в возможности, а в добровольности. В любом случае, я рад, что избавился от них.
– Значит, ты… не злишься? – несмело уточнил Фок.
– Ну, разве что чуть-чуть. Отомщу, как только придумаю что-нибудь изощренное.
– А кусаться будешь?
– Я похож на вампира?
– Скорее на привидение. Ты же тень!
– Резонно, – признал Сергей и сладко потянулся. – А здесь неплохо. Может, и Эбони где-нибудь мелькнет, как думаешь?
– Ты всегда любил животных, – горько усмехнулся Фок, с нежностью глядя, как брат поднимается и педантично отряхивается от пепла. Вот чистоплюй, даже могила его не изменит… не изменила!
– Ну, мне пора. О, и спасибо, что привез меня сюда. Я провел в космосе слишком много лет, чтобы болтаться там и после смерти.
– Мы еще увидимся?
– Думаю, ты справишься и без меня. Ах, да, и вот еще что… – Сергей развернулся, чтобы уйти, но задержался, будто вспомнив о чем-то. Он помолчал, обдумывая слова, и, смутившись, пробормотал: – Проживи эту жизнь лучше, чем я, братишка.
– Да, – серьезно кивнул Фок, – проживу. Прощай, Сережа.
Брат не исчез, а будто выцвел, утратив краски, а затем и линии. Остался только неясный контур, силуэт, быстро затерявшийся в подступающих сумерках. Фок окинул взглядом горизонт, с холма видимый особенно хорошо, тщательно выбрал из разворошенного кострища остатки праха и широким взмахом запустил его в полет.
Крупицы оседлали ветер и лихо понеслись на нем куда-то вдаль. Под ними расстилалось полотно планеты, которое совсем недавно разглядывал с орбиты живой Сергей. Еще не знающий о том, как скоро он сюда вернется, и что снова полетит над ней, уже не нуждаясь в корабле для этого.
Айвори издала нежный воркующий звук и вопросительно уставилась на Фока снизу-вверх. Он посмотрел на нее в ответ, присел напротив и с наслаждением потрепал развесистые уши, вынудив гипадеру сменить воркование на негодующий рык.
Шагая с ней бок о бок по пыльным камням, он всю дорогу до джампера чувствовал на себе удивительно теплый взгляд тех самых льдистых глаз, которые закрылись навсегда. А когда взлетел, вдруг осознал, что оставил на безымянном заповеднике не только прах брата, но и огромный груз вины, тянувший в пропасть почище любой тени.