Вот только Алан внезапно крикнул:
Лампочки в светильниках вспыхнули. Нэнси остановилась, ее рука лежала на дверной ручке.
Нэнси, нахмурившись, повернулась на звук голоса Алана.
Алан прыгал вверх-вниз посреди чайной лавки, бешено размахивая руками, и снова и снова выкрикивал ее имя. Столики по обе стороны от него пришли в движение, словно кто-то налетел на них, чай выплеснулся из чашек, маффины полетели на пол.
– Какого черта? – спросил мужчина, глядя на свой столик. – Ты чувствуешь?
– Да, – ответила его спутница, молодая женщина с цвета розовой жвачки блеском на губах. – Потряхивает, верно? Почти как…
Столик снова подпрыгнул, когда Алан шагнул к Нэнси.
Пальцы Нэнси вцепились в ручку двери, так что побелели костяшки.
– Кто здесь? – спросила она, и все обернулись на звук ее голоса.
– Да, – пыхтел Алан. – Да. Здесь я. О боже, я
Уоллес действовал, не раздумывая.
Только что он был неподвижным чайным кустом. А в следующее мгновение опять стоял перед Аланом и зажимал ему рот ладонью, так что зубы последнего скребли его ладонь.
– Прекрати, – прошипел он.
Алан боролся с ним, старался отпихнуть. Но Уоллес был крупнее, и хотя был худ как щепка, крепко держал его. Глаза Алана яростно сверкали поверх руки Уоллеса.
– С вами все хорошо? – спросила у Нэнси какая-то женщина, поворачиваясь на стуле и глядя на нее.