Все разрушается в один момент, как и всегда бывало: единственное мгновение решает все, для чего обстоятельства складывались целыми годами.

Это происходит так быстро, что поначалу никто и не замечает. Красные глаза Лилео – добрые-добрые, и она смотрит на Сильвенио; смотрит одна, без Лилея – это и запутывает Сильвенио, привыкшего считать их разум единым. Она смотрит на него, делает незаметное движение изящным пальчиком, пока Лилей скрывает этот ее жест очередной иллюзией, и крохотный огонек вспыхивает у Сильвенио за спиной, прямо внутри барьера. Пока огонек слабый, силовое поле его даже не регистрирует, но вот еще одно движение Лилео – и огонек, повинуясь ее воле, растет. Растет, растет, растет – и неожиданно бьет эрландеранца в центр позвоночника.

Сильвенио не сразу понимает, почему у него скапливается странная влага в уголках губ. А потом видит: на пол падают капли цвета темного серебра. Колени сами собой подкашиваются от накатившей вдруг слабости; его рука, влажная от пота, безвольно выскальзывает из руки пирата. Мир со злорадным энтузиазмом теряет четкость. В следующую секунду Сильвенио обнаруживает себя сидящим на полу возле консоли и с удивлением смотрит на свои окровавленные пальцы, касающиеся сквозной раны в груди.

Как же так?… Ведь ему даже не больно… Странно.

Аргза кричит его имя. Сильвенио почему-то не слышит ни единого звука – как тогда, с Джерри, – но читает по губам короткое «Лиам». У Аргзы как-то страшно перекашивает лицо. Наверное, на это не стоит смотреть: он не хочет видеть его гнев. Он не хочет видеть чужую боль, потому что сам сейчас ничего не испытывает – только сожаление и легкую досаду.

Слишком глупо. Слишком быстро. Он ведь еще даже не достиг своей цели. Почему ему нельзя было умереть потом, когда бы все кончилось? Когда бы он сделал то, зачем жил все последние дни? Почему он выживал, когда не хотел этого, и умирал сейчас, когда это было так ужасно не вовремя?

Нет все-таки в мире справедливости.

На мгновение звуки возвращаются: Аргза издает самый настоящий звериный рев, словно забыв человеческую речь. Близнецы говорят:

– О, это так мило! Кто бы мог подумать: паук привязался к своему мотыльку!

А потом все затихает опять. Аргза, насмешки Лиланда, гудение корабля, шипение столкнувшихся защитных барьеров. Все затихает, и Сильвенио как-то внезапно осознает, что их судно вообще-то уже давно никуда не летит. Оно остановилось.

Прибыло к месту назначения.

К Сильвенио приходит Голос.

«Здравствуй. Я тебя слышу».

Он тоже слышит Голос – в своей голове и в своем сердце. Он слышит его всем, что у него было и есть, слышит его своим прошлым и настоящим, своим будущим, которому уже не суждено, видимо, сбыться – он слышит его всем своим существом.