Он отвернулся. Посмотрел вдаль, на горы, и тут же пожалел, что Матерь-гора осталась за его спиной, – хотел бы взглянуть напоследок.

Краем глаза заметил, как князь подхлестнул коня, оказываясь против света – мелькнули темные очертания на мерцающем полотне. Это все длилось не дольше мига, но Сармату казалось – вечность. Хортим Горбович поднесся к нему, клонясь к конской шее – чтобы было удобнее сечь вражью голову. Разудало взмахнул рукой.

Сармат по-прежнему смотрел вдаль: красиво-то, боги, как сегодня красиво!..

Точно маковую кровь разлили.

Яхонты в косах X

Яхонты в косах X

При староярской княгине Кригге жилось ни хорошо, ни плохо.

Она сама не могла понять, каково ей. Будто выздоравливала после затяжной болезни и с трудом приходила в себя. Она была в безопасности. Ей давали кров, пищу и наряды – не такие богатые, какие Кригга носила в чертогах Сармата, но куда роскошнее, чем она видела в прежней жизни. И все же что-то было не так. Точно рана зарастала, а заноза оставалась в груди.

Однажды Кригга попыталась узнать, что стало с ее деревней, но так и не задала вопрос прямо. Прямого ответа она тоже не получила – лишь увидела, как служанки с кухни отвели глаза. Им было неловко: будто пришлось бы рассказать умирающему, что он болен. Еще одно слово, и все стало бы ясно, но Кригга пошла на попятную. Испугалась, хотя, должно быть, все понимала. Давно уже понимала. С тех самых пор, как попала в Матерь-гору – и как, поднятая в воздух, увидела дым над своей деревней.

Наверное, поэтому она так горько рыдала в первые месяцы в Матерь-горе – не столько по себе, сколько по ним, оставшимся дома. Наверное, поэтому так упорно гнала прочь нежеланные мысли. Даже теперь Кригга не нашла в себе сил узнать все до конца, чтобы сохранить крохотную надежду и продолжать обманываться. Она встретится со своей бедой лицом к лицу, когда будет готова. Чуть позже. Не сейчас.

Сейчас она жила среди других девушек, прислуживающих княгине в покоях, хотя ее не нагружали никакой работой. Единственное, что она делала целыми днями, – вышивала да гуляла в саду. Внутри у Кригги тревожно ныло, а тоска копилась, копилась, наполняясь в невидимый пузырь, и все норовила прорваться наружу. Оттого она была грустной, молчаливой и кроткой – и упорно старалась не думать, сколько печального и неправильного произошло с ней за последний год.

Кригга была дружна с обеими драконьими женами и позабыла, что люди вокруг нее могут иметь злые языки. Стоило княгине Гедре приблизить ее к себе, как среди знатных девиц и челядинок поползли слухи. Иногда сплетницы даже не таились, и Кригга слышала гораздо больше, чем ей полагалось.