Потом Совьон провели в баню, а позже, когда она искупалась, принесли ей в предбанник ворох одежды.

– Надеюсь, – сказала другая служанка, повзрослее и поматерей, – ты не против женских нарядов.

Совьон обернулась.

Любопытно, за кого они ее здесь принимали. Думали, что она пошла на войну, потому что ей было противно все женское и она хотела бы походить на мужчин? Оттого она, как любая вековуха, источала пары зла и несчастья для порядочных девиц?

– Конечно, не против, – изумилась Совьон.

Мужская одежда всего лишь была удобнее в дороге, чем женская, но и в платье, и в портах Совьон чувствовала себя одинаково хорошо. Правда, носить платья ей почти не доводилось с тех самых пор, как она покинула дом Кейриик Хайре, – жизнь не располагала.

Совьон обтерла тело полотенцем, натянула чистую рубаху и принялась расчесывать волосы. Служанка удалилась, косо взглянув на нее напоследок.

Из всей одежды Совьон пришлось впору только темно-синее – еще бы – платье, да и то оказалось коротковато, лишь до щиколоток, но хотя бы не жало в плечах. Совьон одернула рукава, повязала пояс – быть может, в таком наряде она бы даже выглядела как обыкновенная женщина, жена какого-нибудь небогатого горожанина. Для нее положили платок, широкий, с красным узором – захотела бы, спрятала волосы, как замужняя северянка, и на нее бы совсем не косились. Но Совьон не видела в этом смысла. Что ей чужие языки? Да и теремные уже знали, что она пришла из военного лагеря. Поэтому платок она набросила на плечи – пусть полежит, пока сохнут волосы.

Служанка расщедрилась и оставила ей зеркальце на ручке. Совьон давно не видела зеркал и обрадовалась: взяла, глянула на свое лицо – и насмешливо вскинула брови.

Ну конечно. Жена горожанина. Подумает тоже! Если только она раньше была ведьмой, отправившейся на войну.

Прошедшее лето было для Совьон тридцать пятым. Она провела ладонью по щеке: вёльхи старели медленнее обыкновенных женщин, и у Совьон еще не было ни морщинки, ни седого волоска. Надолго ли хватит ее чародейской крови?.. Совьон не боялась стареть, но и не то чтобы ей очень этого хотелось.

Она заправила прядь за ухо, повернула зеркальце. Кровь кровью, а все равно видно, что не юница – зрелая женщина, не холеная, не изнеженная. Но красивая, сегодня Совьон даже не хотела этого отрицать. Правда, теперь ее скулы выглядели чересчур острыми – Совьон больше нравилось, когда, еще до Черногородского похода, ее лицо выглядело ровно-овальным, без впавших щек.

Насмотревшись, она оставила зеркальце и решила прогуляться – не пойдет же она к княгине, пока не обсохнут волосы. Совьон выбралась в сад, располагавшийся за женской половиной терема; здесь было тихо. Пахло облепихой и вербеной. Солнце клонилось к западу, потихоньку сгущались сумерки.