Освежившись, возвращается в суд. И пяти минут не проходит, как ему звонит жена.

«Бобо, ты этого негритоса уже засудил, который на тя стошнил?» – спрашивает Бесси Мей.

«У меня этот черный урод во прямщаз передо мной стоит, дорогуша, – уверенно отвечает судья, – и я намерен впаять ему девяносто дней».

«Тогда срок лучше сразу удвой, – говорит ему жена. – Потому что он еще и в трусы тебе насрал».

Менг бросил сердце человека там, где лежало, и сунул окровавленные руки себе в штанишки, согревая и смазывая отвердевший шкворень, бродивший внутри.

– Ладно, шыз, не тужься доказывать, сгоняй-ка лучше да притащи жопу Судьи. – Экер похлопал брата по плечу.

– Ну хоть еще один, – взмолился Менг. – Мне тут поперло. – Он воткнул нож в пах креола из Метэри. – Нассы туда, Мустафа!

Одиночное яичко скатилось по ноге креола, выпало из штанины и, подскочив, остановилось у носка Менгова ботинка.

Оба посмотрели друг на друга с неким удивленьем.

Менг подобрал его и секунду подержал на середине раскрытой ладони. Креол с облегченьем ему улыбнулся. Менг подмигнул, после чего закинул яичко в рот и проглотил. То пинг-понгом поскакало ему в глотку.

– Мясо одного… – осклабился Менг, – тефтеля для другого. Креол рухнул, намертво лишившись чувств.

Экер стоял и терпеливо ждал. Он знал: Менг давно уж услыхал зов рожка из иного мира.

– И один на удачу. – Менг пошел в наступленье на другого Дьявола Пенни-в-Щелке. У того человека было сангвиничное вытянутое лицо с тонким носом, венчавшимся пуговкой, он чуть смахивал на Артура Лукэна – Матушку-Старушку Райли, отвлеченно подумал он.

– Ну-к давай, старина, раскрывайся пошире… – оживленно защебетал Менг, – тебе грозит полная рука чемпиона.

Менг подтянулся поближе и прижал тончайший шеффилдский фрезер-расширитель к открытому горлу этого типа. Получеловека затопляло восхищеньем. Жизнь для крепкого победителя может быть так хороша.

Вот жертва Менга носила гладкую фетровую шляпу с суженной тульей, двубортный габардиновый костюм, широкий воротничок белое-на-белом и галстук ручной раскраски с крупными узлом, сияющие броги с накладками и ультратонкие вискозные носки. А через минуту уже был гол, истекал кровью – текучей рекою этой пакости, хоть ныряй в нее. В раструбе, никакой сдачи кузнечику. Весь ебаный свет ему потемнили.

Менг завел воркующий гимн, из голоса его сочились рвенье и убежденность:

Он визгливо хихикнул.

– Христос-пиздосос – так и знал, что сегодня мой день. – Теперь ему требовался только ломтик с желейного тортика какой-нибудь жаркой бабы. Он щелчком отломил у трупа один палец и радостно зажевал.