С окончательным содроганьем и взглядом в широкое синее небо выехал он на дорожку поперек раскидистых зеленых лужаек. Стриженную траву нарушали только огненные ямы там и сям, верхушки вкопанных печей, да несколько детей, сжигаемых на пне сассафраса. Два маленьких мальчика были распяты на его тонких корнях. Еще двое жарились до смерти. От них было всего несколько ярдов до ручья с резко пахшей родниковою водой, лопотавшей в каменную колоду под строгим бронзовым изображением Элис Лидделл, которая, ввиду выпадения чрезвычайно женолюбивого пепла жутко походила на Карла Маркса.

Под колеса Херби бросилась группа «муссульман» – людей сломленных, позволявших делать с собою все, что угодно. Проезжая по ним, он слышал, как трещат под ярким солнцем их ссохшиеся кости. Чтобы ехать дальше, требовалась вся его решимость – после того, как он пригасил все свои лампы. Затем его обуяла тишь – и он понял, что наконец-то добрался до жилья Ифрита. Окажется ль Ифрит Томасом Хоббзом – иль, быть может, изувеченным потомством самого Старого Хоба?

Инстинктивно поднял он взор, рассчитывая узреть достославный оплот с башнями из обсидиана и рубиновыми и изумрудными бастионами, возносящимися к неустанным небесам. Обиталище, достойное Оракула Дахау.

А вместо этого Херби оказался перед крохотной деревянной лачугой, выстроенной абы как. Ее переднее крыльцо выходило на плац из утрамбованной грязи, заваленный мусором и заросший бурой ниссой. Ее каркас прогнил, а вокруг ощущалось опустошенье. На деревянных качелях валялась дохлая мартышка. По Олд-Солтильо-роуд бродили коровы. В густой земле рылись куры. Херби показалось, что он слышит, как перекликаются козодои.

Собрав в кулак все свои шаткие нервы, он взвыл мотором и заехал на хлипкий пандус. На его ветровое стекло налипли эвкалиптовые веточки. С трудом протиснулся он в ветхую дверь лачуги – и тут же ощутил присутствие существа, замкнутого в темном одиночестве и смертельных своих привычках.

– Сатнин, это ты? – спросил из мрака Ифрит.

– Это я, Херби Шопенхауэр… – Глаза у Херби слезились, а зрение вдруг поплыло от мигрени. На него обрушилась смертельная смесь хлора, акрилнитрата и сероводорода. – … явился с визитом в этот яркий солнечный денек, – чуть не поперхнулся он.

– То же солнце, что притягивает лилии, притягивает и змей, – вздохнул голос.

Даже не видя Ифрита, Херби узнал в голосе густую южную растяжечку. (По-французски:)

– Ваша мать лежит в мемфисской земле, – приглушенно промолвил он Элвису.

Как-то уместно было отыскать Его в Дахау.

Коктейль из токсинов истаял, и Ифрит явился пред очи его. Херби с облегченьем узрел молодого человека, растянувшегося на диване: розовая рубашка расстегнута до пупа, узкие черные брюки со штрипками и кошачьи сапоги, надетые на розовые с черным носки. В руке его праздно болтался стакан лансера.