– Месье и медамы. – Он снизился до уровня крыши, дабы обратиться к этой бесцельно бредущей череде. – Если вы мне простите это непрошенное вторженье… – Он надеялся, что соблюл все формальности. Но в подобных обстоятельствах время было существенно. Он подлетел на несколько футов к предмету его воздыханий и дерзко провозгласил: – Принцесса, я люблю вас с тою страстью, что портит мои футбольные купоны.

Женщина рухнула на колени. Как будто секундная стрелка на часах, кровь от нее отхлынула.

– Изыди, проклятая машина, – крикнул ему еврей. – Неужто мы и без того страдаем недостаточно?

– Как пожелаете, – в негодовании ответствовал Херби. – Я никогда доселе не злоупотреблял ничьим гостеприимством. Ухаживанья свои я отзываю.

– В Тиши Ночной… – понесся из вагона напряженный вой ду-уопа.

– Эй, Свинка! – Косматая спина Менга нависла над дверцею Херби, словно ощерившаяся луна. – Я ж тебе уже раз сказал. – Получеловек взялся миктурировать. – Кто-нибудь прекратите уже страданья этой ебаной машинке.

Херби быстро взмыл в воздух, дабы золотой ливень безвредно каскадировал на пустые рельсы.

– Згоро приеттем, Хызяин. – Херби торопливо наддал. Земля под ним смазалась.

Менг рухнул обратно на свое сиденье и запел буйный припев «Амбара бедного засранца» – все во славу коровьих лепешек и триумфов любви. Песня, подумал Херби, не без своего вульгарного шарма. Немного погодя Менг опять уснул сном упившегося.

Маленький «фольксваген» тоже чувствовал себя отчетливо усталым. Напряжение ночного полета начинало сказываться на деталях его корпуса. Крылья его ныли, аккумуляторы текли от внутренней опустошенности, а из перегретого двигателя непрерывно било кольцами пара. Вскоре придется ему упереться колесами в прочную почву – либо рискнуть и сломаться совсем.

Заметив внизу дорогу, ведущую к редколесью, он медленно стал к ней падать. Должно быть, от моря они недалеко. Носом он ощущал его пикантное присутствие. Решившись рискнуть преждевременною посадкой, он выпустил все свои четыре колеса. С мягким толчком и подскоком приземлился засим и поехал уже по гудронированному шоссе.

Херби затаил дыханье. Но Экер, в глубокой своей задумчивости – а размышлял он о веганских банкетах – не сказал ничего. Менг оставался пребывать в коме.

Ожидаемой выволочки не последовало, и «жучок» взял постоянный темп езды, смакуя мгновенье. Утреннее солнце было поцелуйным камешком – красное, как разверстая рана. На Хумбольдтовыми горами вспыхивали сполохи Бычьего Пламени. Все горящие тучи от далекого Аушвица двигались по небесам расползавшейся патокой. Он ехал как будто по Марсу.