Покамест мы обсуждаем Крыс и Пропаганду, в скобках нам следует порассуждать и о слизнючейшем из евреев – Викторе Голланце, коий со своим издательским домом столько же свершил ради дела войны, сколько и Остреры с их ядовитыми «Новостийными фильмами».

Сэр Джон Фиц-Джералд, двадцать первый рыцарь Керри – полуеврей, парикмахеры-евреи Видал Сэссун и мистер Начес-с-Зачесом, леди Луи Маунтбэттен и сестра ее миссиз Мэри Эшли – все они полные евреи. Евреи второй четверти у меня в списке таковы: Джули Бёрчилл, Фрэнки Вон, Ралф Лорен… этцетера.

Скрипя зубами, я, отдыхаючи, откинулся назад во имя минутного раздумия.

Невзирая на доброжелательность и доброволье объевреенного гойства, ни единый иудей не должен чувствовать себя в безопасности от нашего прожектора. Вчерашние заголовки в «Ежедневной Почте» у лорда Ротермиэра задали сему тон и показали Стране Фокус-другой.

ХАЙЛЬ МОУЗЛИ, МОУЗЛИ, МОУЗЛИ

АНГЛИЧАНИН ХИТЛЕРА

Сей человек Хоррор, заверяю вас, знает цену жизни, прожитой отнюдь ни под какой не мартышачий танец (в отличье от кое-кого из протчих, кого я б мог здесь поименовать). Я был одним из весьма немногих в своем поколеньи, чья нога николи не ступала под тот ужасный бой. Всякий Старый Вояка и Служака вооруженных сил Англьи знает, чего я стою. По мировой политической арене я ходил брижником[57]. Айзенхауэр и Кеннеди знали меня по имени и делили со мною стаканчик-другой «Орундатиса» и «Отрывного листка куколки» в рассужденьи вечернего аперитива за обсужденьем «Левиафана» Хоббза (пессимистической оценки сим филозофом чело века, почти что сравнимой с моею) либо Мецената – друга и благодетеля Вергилья и Горацья. С Чёрчиллом, чьи крабьи глазки поблескивали, жирным, аки жеребая баба, стоявшим в пышности, коварным, яко Опра Фокс, сматывающим ярдами с языка своего арго, покуда терпенье наше не истощалося, все было вовсе иначе. Человек подобного разбора должен хранить безмолвье либо же вверить мне мое возмездье.

Предсказуемое содроганье пробежало по живым костям тела моего, и принятая позицья припадошного поселилася в моем тулове. Я хрустнул, правая нога моя торчала прямо и натянуто, словно бы курсом ее ведали железные щипцы. Моя шуйца взделася и крюком обняла мне подбородок. Незримое давленье пригнуло мне выю, покуда глава моя не упокоилась на костном изгибе моего же плеча. Мой похвальный язык, оказавши уникальную услугу моей Синей желчи, излил токсичный буйвол горчичного газа и стрептококков.

– Мне хорошо ведомо, как виляется мир, тот любим превыше прочих, кто больше треплется и удовольствуется питием сладких вод из железистых источников Хэмпстеда; ибо железо сущностно для английского хребта.