– Вы ничего не спрашиваете о своей судьбе, – заметил Роберт.

– Да, не спрашиваю.

– Правильно, я ничего о ней не знаю. Надеюсь, мы встретимся еще не раз.

– Ладно, думаю, это неплохой заключительный аккорд. Я, наверное, пойду, ты знаешь – меня ждет дальний путь.

– Желаю вам удачи, сэр Дэниел. Простите, что называю вас так, но я уже привык.

– Ничего страшного. Да, передай Володе, что я забрал его полбутылки виски из дрезины – он поймет, а я все компенсирую. Да, сколько такая дрезина стоит?

– О чем вы, сэр Дэниел. Для вас эти расходы за счет казны.

– Спасибо, Роберт.

Запустив мотор и завалившись на дощатую палубу своего межпространственного корабля, Диноэл отхлебнул из горлышка уворованной у хорошего человека бутылки и почувствовал, что неудержимо проваливается в сон. «Не проспать бы свою станцию».

«Не проспишь, я тебя разбужу», – ответил «клинт».

«Ну да, стрельнешь в самое ухо».

«Дрыхни, дрыхни. Ты Проводник или кто?»

* * *

За время Диноэловых путешествий Мэриэтт тоже было суждено пережить немалые чудеса, и причем такие, которые не просто изменили, а прямо-таки переломили ее судьбу. Не стану здесь рассуждать о сознании и подсознании, напомню лишь, что порой даже самый умный человек не подозревает, какие в нем скрыты таланты, какие фобии, и что же на самом деле управляет его поступками. И вдруг включается механизм, который, к его удивлению, меняет, как казалось, вполне сложившуюся жизнь так, как ему и не снилось. Любовь настигла Мэриэтт на чрезвычайно стабильном участке ее карьеры, когда положение и мировоззрение казались ей неколебимыми, а пришедшая страсть лишь разнообразила и добавляла новых тонов к устоявшейся колее, теории же, которыми был поглощен Дин, при всей их любопытности, и вовсе проходили где-то на заднем плане. Она видела перед собой могучего героя, уверенного в себе человека, а вот в его концепции особо не вдумывалась – то есть вдумывалась, но чувства были важнее.

К его заданию собрать данные о странных персонажах Челтенхэма она отнеслась легко – годы, проведенные в Лондоне, успех, известность, авторитет изрядно добавили ей самоуверенности. Однако результаты изысканий потрясли ее, и, хотя рассказать Дину о возникших подозрениях Мэриэтт не решилась, пережитый шок воскресил в ней страхи, о которых, как казалось, она давно забыла.

Первое, что ее насторожило, – допуск в архивы пришлось запрашивать и ждать; дедушка был на переговорах в Реймсе и помочь не мог. Разрешение, вместе со связкой ключей, она, разумеется, получила, но это были первые двери в Хэмингтоне, которые не распахнулись перед ней сами собой. Ничего особенного, но неприятным холодком потянуло.