– Рыбин здесь, в Осколкове!

Реакция Вилли Максовича оказалась быстрее моей. Я еще только вскакивал с места, а Фишер уже, отшвырнув с дороги бесполезного вонючку Утрохина, мчался к выходу.

И почти в дверях столкнулся с бледным Митей Верховцевым. Одной рукой наш аэронавт опирался на косяк, а другой держался за голову. Темная кровь, которая просачивалась у него сквозь пальцы, уже забрызгала новенький светло-коричневый летный комбинезон.

– «Михея» украли… – Верховцев обвел нас мутным взглядом. – И мне по башке дали, на полчаса вырубили, только очнулся… Я делал профилактику двигателя… издали смотрю, вроде в черном, свои, значит. А они в темно-синем, костюмы спортивные, я поздно заметил, извините меня… Трое сильно взрослых, не пионеры, и четвертого с собой волокли, в темное завернули… И на «Проньке» не догнать, они ему рули погнули… Но это ерунда, можно выправить, работы на час, я выправлю… только немного полежу, вот здесь… – Аэронавт выпустил дверной косяк и сразу стал заваливаться вперед. Он упал бы, если бы его не придержал Фишер. Вместе с подбежавшим Наждачным они уложили раненого на стол, отодвинув телеграфный аппарат.

– Марк, беги за Касей! – крикнул адмирал Валькову. – Пусть несет бинты, все медикаменты, какие есть… Сейчас-сейчас, Митька, – он взял Верховцева за руку, – Кася поможет, она знает, а если что серьезное – вызовем доктора Зися, он тебя залатает, ему не впервой…

Следующий час прошел в хлопотах вокруг раненого аэронавта и поврежденного дирижабля. Из штабного домика в связной доставили раскладушку и уложили Верховцева, а Кася натащила столько лекарств, что хватило бы и слону. Рана, по счастью, оказалась неопасной, да и «Проньку» беглецы не успели повредить сильно: для экспресс-ремонта хватило хозяйственных навыков Коли Доскина. Буров взялся ему помогать, но каждые четверть часа забегал в связной – проведать Верховцева. Я ни в чем не упрекал капитана, но он все равно чувствовал вину перед Митей и передо мной из-за своей роковой оплошности: не уловил сверху разницы между черным и темно-синим цветами и упустил Рыбина с телохранителями и Линой.

Виноват был не Буров, а я. Это я проболтался Рыбину о ней и уже здесь, в Осколкове, не сумел ее найти. Сейчас я был бесполезен: ни медицинских, ни технических познаний, ни бойцовских качеств – только дурацкое авторское право в голове. Желая меня хоть чем-нибудь занять, Вилли Максович сперва поручил мне охрану пленных. Но, наверное, заметил что-то нехорошее в моем лице, поэтому через несколько секунд перерешил. Под благовидным предлогом он отнял у меня трофейную биту, а связанных пионеров переместил подальше – в угол, к портрету Пронина.