– Линь, – снизошел какаду. – Линь-ка… Линяем отсюда… Линейка торжественная…

Я попробовал зайти с другого ключевого слова.

– Утрохин. Утро-хин.

– Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля, – злобно произнес какаду. – Просыпается с рассветом. Кхе-кхе! – И больше ничего от него нельзя было добиться.

Следующий домик, который мы вчера отметили на схеме как Место, Откуда Стреляли В Бурова, был метрах в ста от этого. Маршрут прокладывал капитан, а я на бегу вертел головой вправо-влево – не увижу ли что-нибудь важное? Однако как назло по пути мы ничего и никого не заметили: если волонтеры и дрались с дружинниками, то в другой части Осколкова. Типичный турбазный теремок с жирной цифрой 5 на двери тоже не стал местом схватки: нас встретили выцветшие обои на стенах, пыльные лампы под потолком и офисная мебель, частично поломанная. Из трех комнат две оказались заставлены мешками. В одних лежали футболки с буквой «П», в других – серые фигурные макароны в виде звездочек. Третья комната тоже не принесла особых сюрпризов: ну еще несколько стульев бросового вида, стол и три платяных шкафа в стиле «дачная рухлядь». Я был зол и раздосадован. Я жаждал битвы, а враг улепетнул, оставив лишь следы присутствия: надкусанный бутерброд на столе, недопитый чай в фаянсовой кружке и ружье на стене. «То самое», – удовлетворенно сказал Буров и на всякий случай переломил «сайгу» через колено. Мы осмотрели комнату и, не найдя даже попугаев, уже собрались уйти прочь, как вдруг наш чуткий капитан поднял указательный палец и сказал:

– Не шевелитесь. Не дышите. Слу-шай-те!

Сначала мы не уловили никаких посторонних звуков, кроме приглушенного шума ветра на улице. Но потом из среднего шкафа явственно донеслось очень тихое, но целеустремленное царапанье. Распахнули шкаф, а он оказался липовым. Вернее, настоящей была передняя стенка, за ней пряталась укромная дверца, куда-то ведущая. Я поспешно рванул на себя ручку, запрыгнул в тесную темноту, нащупывая на стене выключатель… Лина?! Ты здесь?

Тусклая лампочка высветила комнатку-пенал без окон. Раскладушка у стены была аккуратно застелена – никакой пионер так не сумеет. Рядом – низенький трехногий столик, а на столике…

– Фридрих! Дорогой! Ты жив?

Скворец, маленький и одинокий, перестал царапать клювом прутья клетки и посмотрел на меня с упреком. «Почему так поздно? – прочел я в его глазах-бусинках. – Как мы теперь без Карла?»

– Фридрих, где Лина? Она тут была? Ли-на! – Я потеребил ногтем прутья.

Скворец молча склонил голову набок, и я увидел, куда показывает его клюв: на одном из прутьев висел знакомый брелок для ключей – маленький серебристый совенок, мой подарок.