Итак, мы стояли и смотрели друг на друга: она с трудно скрываемым недовольством, я — смущенный своим душевным подъемом и замешательством, не способный вымолвить ни слова.

Она отвела взгляд и начала расстегивать пальто. Казалось, что она тоже пребывала в замешательстве.

— Если… — начала она говорить, но ее прервал телефонный звонок.

Облегченно вздохнув от этого не давшего ей договорить звонка, девушка взяла трубку. В тиши прихожей я услышал, как женский голос просит позвать Колина.

— Да, — сказала она, — он здесь. — И передала мне трубку, посмотрев на меня весьма удивленно.

— Алло, — сказал я. — Колин у аппарата.

— Ах, конечно же, — ответил голос. — И что он там делает, можно поинтересоваться?

— Э-э… Я не совсем… — начал было я.

Женский голос резко прервал меня:

— Послушай, Колин. Я торчу здесь уже битый час. Думала, что если ты не можешь прийти, то отыщешь хоть толику порядочности, чтобы позвонить и объясниться. А теперь я узнаю, что ты просто сидишь дома. И это совершенно ненормально для наших отношений, Колин.

— Я… э-э… Кто это? Кто это говорит? — единственное, что я мог придумать, чтобы оттянуть время и понять, что делать дальше. Я чувствовал, что молодая девушка рядом со мной замерла на месте, так и не сняв пальто.

— О боже! — сказал раздраженный голос. — Что за глупые игры? А ты как думаешь, кто это?

— Я ничего не думаю, поэтому и спросил, — ответил я.

— Перестань паясничать, Колин. Если это потому, что Оттили все еще там, а я абсолютно в этом уверена, то ты ведешь себя как тупица. Она сняла трубку, поэтому знает, что это я.

— Стало быть, спрошу у нее, кто вы такая, — предложил я.

— О-о-о! Ты, должно быть, в стельку пьян. Ну, так иди и проспись! — Она с грохотом бросила трубку.

Я тоже положил трубку. Девушка смотрела на меня с выражением искреннего замешательства и непонимания на лице. В тихой прихожей она, должно быть, слышала каждое слово, произносимое женщиной в трубке, так же хорошо, как и я. Она отвернулась, сняла пальто и убрала его на вешалку в шкаф. Сделав все очень аккуратно, она наконец повернулась ко мне.

— Я ничего не понимаю, — сказала она. — Ты ведь ничуточки не пьян? Что все это значило? С дорогой Дики все закончено?

— Дики? — спросил я.

Морщина между ее бровей стала еще глубже.