Флори поняла, что выбора нет. Она протянула ключ и неожиданно для самой себя пропела:
Дарт замер и уставился на нее ошарашенно, словно она сделала что-то глупое, невероятное. Что если ее догадка все же верна, и ключ к личностям короткоименных скрывался в их детских воспоминаниях, слабостях, давних привычках? Флори решила проверить свои предположения и продолжила:
Если жизнь тебе мила – До рассвета спи, дитя.Его нижняя губа дрогнула, словно Дарт собирался заплакать, но за этой гримасой последовал непроизвольный зевок. Обломок зеркала выскользнул из его ладони. Заунывный голос продолжил монотонный напев:
И не нужно горько плакать – Слезы правды не исправят.Дарт медленно сполз на пол и, потянувшись к ней, взял за руку. Кровь от его порезов стала кровью на ее пальцах. Флори не отстранилась, а села рядом, чтобы он мог положить голову ей на колени. Свободной рукой она стала успокаивающе гладить его волосы.
Спи, дитя мое, усни, Ты пришло в жестокий мир, Но пока ты на кровати, То никто тебя не схватит.Она допела колыбельную и завела ее по новой, словно сама была музыкальной шкатулкой из приюта. Она пела и пела, каждый раз все тише; прислушивалась к его дыханию, частому и нервному, словно Дарту не хватало воздуха. Постепенно оно замедлилось и выровнялось, хватка окровавленных пальцев ослабла, а тело отяжелело.
Внезапный стук в дверь мог все испортить, но к тому времени Дарт уже крепко уснул. Флори протолкнула ключ под дверь и вскоре увидела Деса, застывшего на пороге с пузырьком сонной одури в руках. Флори приложила палец к губам, жестом призывая не шуметь. Дес понимающе кивнул, оставил склянку на полу и беззвучно закрыл за собой дверь.
Флори устало выдохнула и завела колыбельную опять, хотя Дарт спал крепко, как ребенок, подложив ладонь под щеку. Наверно, в этой нежелательной личности он и был ребенком: тем двенадцатилетним мальчиком, который однажды попал к безлюдю и, разбившись изнутри на дюжину частей, потерял себя настоящего.
Пробуждение было долгим и мучительным. Флори ощутила, как нестерпимо ноет тело, пошевелилась и поморщилась. Онемевшие ноги жгло колкой болью, а Дарт продолжал безмятежно спать на ее коленях.
С трудом заставив себя сдвинуться, Флори выбралась из сонного плена, подложив вместо подушки скомканный цирковой камзол, что валялся на полу. Она коснулась щеки Дарта и почувствовала, что у него жар. Больному требовались ударная доза травяного чая с медом и постельный режим.
Флори проковыляла на кухню и провозилась там достаточно долго – ноги все еще не хотели ее слушаться. Когда же она вернулась, то застала Дарта уже бодрствующим, хотя правильнее сказать, что он находился где-то между сном и явью. Он сидел, прислонившись спиной к стене, и заторможенно тер виски. Появления Флори не заметил, не отозвался, когда она окликнула его, и смотрел в одну точку.