— Скажите-ка мне, — продолжал доктор Хартман, — насколько сильно органлеггер может испугать юную девушку?

— Из рук органлеггеров нам удалось вырвать не так уж много граждан. Честно говоря, я не возьмусь наметить какой-то верхний предел. Они могли показать свои медицинские учреждения. Они могли заставить ее смотреть, как кого-то разбирают на части…

Разгул моего воображения мне самому не нравился. Есть много вещей, о которых не думаешь, потому что задача состоит в том, чтобы защищать возможные жертвы, чтобы Лорены и Анубисы вообще не могли до них добраться. При этом размышления о жертвах делу все равно не помогают, и ты заталкиваешь эти мысли подальше, подальше… Все эти вещи, должно быть, давно крутились в моей голове.

— У них имеется инструментарий, чтобы частично разобрать ее, а потом собрать снова, и при этом все время держать в сознании. Вы бы не нашли шрамов. Современная медицина не в состоянии удалять рубцы только на костях. Они могли делать временную трансплантацию любого рода… И ведь им было скучно, доктор. Дела шли вяло. Но…

— Хватит. — Он уже побледнел; его голос звучал слабо и хрипло.

— Но органлеггеры обычно не являются садистами. Они не относятся к своему материалу с таким уважением. Они бы не играли в подобные игры, если бы не имели что-то против нее конкретно.

— Бог мой, это вы играете в крутые игры. Зная все это, можете ли вы спокойно спать?

— А это вас не касается, доктор. Как по-вашему, могли ее довести до такого состояния страхом?

— Не сразу. Если бы это произошло один раз, мы бы ее вывели из шока. Подозреваю, ее запугивали многократно. Как долго она у них была?

— Девять дней.

Хартман выглядел уже совсем плохо. Он явно не годился для работы в АРМ. Я порылся в спорране и вытащил имплантатор:

— Прошу вашего разрешения поместить на нее игольный трассер. Это ей не повредит.

— Нет нужды шептать, мистер Гамильтон.

— А я шепчу? — Да, черт возьми, я говорил очень тихо, словно боялся обеспокоить ее. Обычным тоном я добавил: — Трассер поможет найти ее, если она пропадет.

— Пропадет? Почему она должна пропасть? Вы же сами видите…

— Банда органлеггеров, похищавшая ее, может снова попытаться. Насколько хороши ваши системы безопасности…

Я осекся. Шарлотта Чемберс повернулась, теперь она смотрела прямо на меня.

Хартман вцепился в мое плечо. Мягко, успокаивающе он произнес:

— Не беспокойся, Шарлотта. Я доктор Хартман. Ты в хороших руках. Мы позаботимся о тебе.

Шарлотта, почти привстав и изогнувшись в кресле, изучала мое лицо. Я старался выглядеть дружелюбно. Естественно, я понимал, что не стоит отгадывать ход ее мыслей. Почему ее глаза так расширились в надежде? В отчаянной, безумной надежде. Ведь я только что сказал о страшной угрозе.